Михаил Лопатто - Сердце ночи

Турчанкой Вы, в лиловой феске,
Кафтан с нашитыми червонцами,
В ушах алмазные подвески,
Глаза, сиявшие мне солнцами,
Искусственный румянец щек
И амброй пахнущий платок,

Ваш дом с прохладными покоями,
Где тих был ставней полумрак.
Стучало сердце перебоями
И сладостно и громко так!
И шепот Ваш: нельзя, не надо.
И смысл иной в ожогах взгляда.

Вздымались нежные холмы
Бискайских буйных волн покатей.
Разжавши руки, вновь объятий
Без устали искали мы,
Любя лишь нежное и пленное
И душу всю вместив в мгновенное.

Дано густым и рдяным винам
Проникнуть легкой кровью дух.
Все ждет слияния в Едином,
И зорок взор, и чуток слух,
Когда в весеннюю обитель
Ты входишь, просветлен и строг.
Телам движенье дал Строитель
И розе сочный лепесток.
Спешит с весельем каждый атом
Вступить с родной песчинкой в связь,
И в сердце, кротостью объятом,
Как солнце, радость родилась.

Бессонный дух с тобою входит в келью,
Дымится кофе, бодрости залог.
Как встарь верны мы легкому безделью,
А сумрак синь, беззвезден и глубок,
И вторит шепот нежному веселью.

Каирских папирос густой дымок
И роз дыханье сладки новоселью.
И тенью удлинил овалы щек
Бессонный дух.

Как слился сердца каждый стук с капелью!
Волшебному вверяясь тайно зелью,
Лимонный ты кусаешь лепесток.
Чуть тронул золотистою пастелью
Чернь зябких вод и палевый восток
Бессонный дух.

Сонно рыбье сладострастье
В ряби пестрого ковра,
Запах пачули, запястье,
Воркованье до утра,
Рук паучьих и мохнатых
Тускло нежащая лень,
Губ ледок, бескровно сжатых,
Воздух сперт, зевки, мигрень.
А за дымчатым оконцем
Линий стрельчатая сеть,
Бродишь целый день под солнцем,
Чтобы густо загореть,
Чтоб коснеющую вечность
Дух застроил, как пустырь,
Чтобы вновь сошла беспечность
В наш лукавый монастырь.

Твой рот — преддверие души хмельной,
Где смешан запах амбры и малины,
Где в сладостном избытке вздохов рой
Теснится в омут пурпурный и винный,
Где бухнут почки роз и где тобой,
Как золотом, насыщен сот пчелиный.
Свивая кудри кольцами, открой
Для влажных жал миндальные долины!

Под пестрым зонтиком и кружев пеной
Зенитный бродит жар в упругом теле —
Ногтей кораллы, нежный мох террас,
И холм, изрытый голубою веной,
И ясность кроткая ручной газели —
Но глаз твоих, ведь я не видел глаз!

Закрыты радостные двери,
Твой друг уснул и скован сном.
По синим сеточкам артерий
Горячим рвется кровь ключом.

Приложишь руку — сердце бьется,
Утолено, возрождено.
Оно живет, оно проснется,
И будет солнечно оно!

Все так легко и неизбежно,
Играть, печалиться, сиять.
Нет, никогда еще так нежно
Твоих волос не пахла прядь.

Я не нарушу словом четким
Тобой непризнанную связь,
И ты, насмешливо косясь,
Вновь назовешь простым и кротким.
Я верю тени и примете,
Полету птиц и снам твоим.
Бывает, мы легко молчим,
И вот проходит кто-то третий.
Он тихий, еле уловимый;
Еще неясно воплощен,
Недоумело смотрит он
И крадется, робея, мимо, —
И тайно я преображен:
Не пестрых будней наслажденьем,
Не буйным золотом вина,
Но просветленным отреченьем
Моя душа обновлена.

Мгновенный блеск, игра, измена
Легки, как райские ворота.
И зори и морская пена —
Земное все — лишь вздох Эрота.

Женоподобный, томный демон
Отдал моим лобзаньям пальцы,
А сам недостижим и нем он,
Чужой под черной полумаской.
Курильщики, чтецы, скитальцы!
Не сини ли, как реки, вены?
Не жарче ль солнца жалит ласка,
И радостно дрожат колена?
Все в сфере призрачной и вязкой
Мгновенный блеск, игра, измена.

Зарей ли встану, мир чудесен,
И облак розов, как обитель
Снов паутинных, легких песен,
И матов пурпур винограда.
Ты праздный дремлешь, Соблазнитель,
У пестрых радуг водомета.
В руках потухшая лампада,
Румяна, жемчуг, позолота,
И лепет капель и отрада
Легки, как райские ворота.

Прольется ль дождь отвесной сеткой,
Врываясь в окна влажной пылью,
Ты с комнатой сроднясь как с клеткой,
Поешь певуньей беспечальной.
Тогда пытливому бессилью
Смутить ли сердце страхом тлена?
Все стало ясностью кристальной
В тебе, лукавая сирена!
И рощи горький дух миндальный,
И зори, и морская пена.

Но мне пленительней со зноем
Холмы предчувствий, свежесть ложа,
Когда ты вдруг слетаешь роем
Коротких кудрей к изголовью,
Меня лаская и тревожа.
Благословенны капли пота
На теле, жаркой полном кровью!
Блаженней солнца, гуще сота
Ты, сердце, пьяное любовью:
Земное все — лишь вздох Эрота.

В тот год, без Вас, я жил на чердаке,
Писал канцоны, хаживал к обедне
И растравлял мучительные бредни,
Чтоб жить отшельником в глухой тоске.
Безвольный, зябкий, уходил в диван —
Продавленный, он все же был чудесен,
И возбуждала на обоях тусклых плесень
Полувидений зыбкий караван.
И белой ночью хриплые куранты
«Коль славен» повторяли каждый раз,
А я писал без свечки все о Вас,
Иль раскрывал потрепанного Данте,
И сладок был мне облик жизни новой,
Иль шел к Неве, пустынной и гранитной,
Когда дворцы, свою утратив тень,
Серели массою лепной и слитной
Над ширью вод, бесцветной и суровой.
Я знал тебя, ревнивая мигрень,
Ты спутница холодных лихорадок,
Но полным был мой самый трудный день,
И мир благословен и трижды сладок.

Порой, скитаясь, я читал афиши.
Карсавина, балы и чтений ряд, —
Солдаты шли с оркестром на парад,
И мчались рысаки быстрей и лише
Автомобилей черных. Вот летит
И сыплет комья льда из-под копыт;
Прелестница склоняет профиль свой,
И сладок ей и теплый снег, и слякоть,
И воздух талый, влажный и такой,
Что хочешь и смеяться и заплакать.