Михаил Лопатто - Сердце ночи

Прекрасно на маленькой вдали сцене
Приковать тысячи глаз к складкам плаща,
Опутать чарами в Елене
И медленно пройти с невянущей улыбкой,
А в Деянире быть недостижимо зыбкой,
Роняя ткань с покатого плеча.
Прекрасны вопли и плеск тысяч ладоней
И надпись на медали в честь богиням равной,
Воздух, душный от благовоний,
И все, что дается славной.

Но должен быть доволен своим,
Кто хочет жить с душою ясной.
Когда бегу по пескам золотым и упругим,
Я забываю Александрию и мраморный Рим,
Счастливая телом, которое хвалят подруги
И милый зовет прекрасным.

Колеса врезались в песок сырой,
И кони — Луч и Нике — стали.
Голубой попугай прокричал: летим.
Розово пенный, эфирно золотой
В осиянные дали
Уносил мою нежность лепет волны,
Ветер скользнул по персям открытым моим,
И солнцем низким и кротким,
Солнцем моей весны
Пронизан синий дым летучий.
Не уплыть, парус поставив, в валкой лодке
На Делос родимый,
Где с тобой фиалки плели мы
И, дух затаив, носились по мшистым кручам.
На песке написала я тростью:
«Здесь была Навзикая
Печальною гостьей».
И поцеловала клюв попугая.

Феофано, дочь Симонида,
Спутница поэта, прощай!
Короткую весну дала нам Киприда:
Апрель венчал, разлучил нас май.

Едва пригубив кубок желаний,
Укушенная змеей, ты стала ничем.
На станке недотканы пестрые ткани,
Наш домик запылен, угрюм и нем.

Странник, холмы покрылись мятой и тмином,
Журчат ручьи, плывут облака.
Тому, чье сердце полно Единым,
Жаркая плоть светла и легка.

Есть путы чар, и тайно мы горим. Прощай!
Мы были телом радостным одним. Прощай!
Упрямый думает забыть. Пройдут года,
И мукою безмерной он томим. Прощай!
Вот локон золотистый, вот портрет. Скажи
Всему, чем жил, чем хрупко был любим: прощай!

Не все ль равно, каким глухим кварталам
Вверять шаги, когда вдали закат?
Заборы, лужи, копоть за вокзалом
И дети чахлые в пыли у хат —
Как в солнце все и радостней и шире!
Румянит лица блик, горит окно.
Когда так любишь, в сумеречном мире
Не все ль равно?

Отрадно пить в корчме густое пиво,
С порога видеть угол синевы.
Служанка, дочь хозяина, красива,
Доступна всем, но, жаль, она — не Вы.
Блестит звезда сквозь потолок дырявый,
На сеновале душно и темно.
Горячий шепот, губы, вздох лукавый:
«Не все ль равно?»

Лишь призраком владеть, на Вас похожим
Ловить лишь отблески мне суждено.
Что знаем мы, любя, что ждем, что можем
Не все ль равно?

Угреватые прислуги
Звучно семечки лущат,
Дружно бродят на досуге
Толпы потные солдат.

Красно-желтая приманка,
Ум дурманит карусель.
Заливается шарманка.
Стал мороженщик за ель.

Сад запылен и печален
И от зноя весь поник.
В духоте гнилых купален
Замирает плеск и крик.

Ночью звезды будут ярки
В небе желтом, как янтарь,
И на черной мачте барки
Закачается фонарь.

Ночью снова затоскую,
Буду по пескам бродить.
Не уехать в даль морскую,
Не смеяться, не любить.

Шафранный, золотисто-павлиний
Слепящих крыльев блеск и трепет.
Сквозь еле уловимый лепет
Барахтанье в теплой тине,
Щебет и писк в мускатной долине.
С холмов несет гарью и гнилью.
Огненной брызнуло пылью
Солнце, в брильянтах дробясь.
В одном обьятье
Открыть всех тел пленительную связь.
Зайчики на белом платье,
На котором несмятая складка
Дышит утюгом,
Зайчики в стакане с розовым вином,
Зайчики на ладони, пахнущей сладко.
Сердце в небесной паутине
Не томный хмель, а солнце пьет,
Слепительность перьев и девственных линий,
Извивы лука, блеск золотисто-павлиний,
Глаза миндалины, румяный рот.

Забывши рок, мы ставим цель, а там умрем.
Пестро кружится карусель, а там умрем.
Что знаем мы: что далеко нам до морщин,
Что нежно осиян Апрель, а там умрем.
Вплетем фиалки в волоса, зажжем огни,
Мгновенен миг, отрадна трель, а там умрем.
Поставь на стол кувшинов ряд и в кубки лей,
Пусть в голову ударит хмель, а там умрем.
Не медли, мглистый воздух свеж и запад рдян,
Нас ждет душистая постель, а там умрем.

Не любят розовой весной,
В тепле предчувствий замирая.
Так легкомыслен воздух мая,
И отрок полон сам собой,
Недоумело так лаская.

Когда же много, много раз
Среди различно душных комнат
Ласкал ты, зоркий ученик,
И ошибаясь и учась, —
Все пальцы, сердце, губы помнят —
Ты, как искусный богомаз,
Любви приоткрываешь Лик,
Неотстранимой и грозящей.
Нецеломудренный язык
Тогда воздушных песен слаще,
И столько острых ласк рука
И выражений тело знает, —
С глухою силой нарастает
Любовь-вражда, любовь-тоска,
И дух беспечности утрачен.

Притворство сладкое смешно!
Неложной нежностью охвачен,
Ты строг, уверен и прозрачен,
А сердце крепнет, как вино.

Куда уехать нам, в какие дали?
Дороги пахнут пылью и дождем.
Под солнцем жарким быть всегда вдвоем,
Завязывать ремни твоих сандалий
И спать на сене под одним плащом.

Впервые мы себя нашли, узнали,
И нежности проточный водоем
Скопляется из облака печали.
Куда уехать нам?

Все, что с бездумной лаской расточали,
И каждый срыв и хрупкий твой излом
Мы вновь преображенным обретем.
Деревьев купы, горней синь эмали
Во взоре пленном плещутся твоем.
Куда уехать нам?

Горлицы воркуют робко,
Розовое горло надувая.
Как пахнут ковры пестрого мая,
И шёлков яркий плен полян!
Хлопнула первая пробка.
— Сюда, ко мне! Одним предчувствием я пьян
Рука украдкой ищет нежной руки,
А губы пьют, сдувая роз лепестки.
Взоры все влажнее,
Ноздри раздуты дико.
О золотые волос завитки
На гибкой шее!
— Пойдем за земляникой!
Все настойчивей ладонь гладя и сжимая:
— Вы совсем голубая, —
С дрожью томной и робкой
Касается острых колен.
— Я не прощаю Вам измен.
— Я умираю, ранен пробкой.