Сергей Сорока - Стихи

Я люблю и такую Россию
с безнадёгою будущих лет,
где запретов на подлости нет,
где ещё не родился Мессия.

Всё возможно же, конечно,
нет печали, нет тоски.
Но все радости конечны,
бесконечные пески,
что поют в печали грустной
в неизвестности земной,
вероятно, жизнь – искусство
понимать, что за спиной
остаются лишь дороги,
что не пройдены тобой,
и не познаны тревоги.
Предстоящею борьбой
не дополнены скрижали
однозначностью степной,
где тропинки разбежались
и остались за спиной
безответственного счастья —
созерцать закаты дней.
И куда-то с ходу мчаться,
и пришпоривать коней
в беспределе невезенья
за осенней тишиной,
там, за грустью озаренья
стать всемирною виной
неизведанности грусти.
Сквозь печальный бурелом
прискакать на берег устья
и наполнить свой шелом
одичанием весенним
под печальный всхлип сосны.
Издавая стон сомненья,
ждать с беспечностью весны.

Замашет белым покрывалом
весной спешащая метель.
И вдруг обрушится обвалом,
заплачет звончатый апрель.
Он рассмеётся льдисто звонко,
покроет лужи серебром
под ним ручьями чисто бойко
весь снег расплавит… Ухнет гром
и грянет, радугой сверкая,
вновь дождиком польёт снега.
Своею силушкой играя,
вода затопит берега.
Прозрачной свежестью весенней
заполнит небо синевой.
И пролетит в одно мгновенье
в метельной пляске вихревой.
Опять свирепствуют метели,
и засыпают нас снега.
Застыли, падая, капели,
и только оттепель слегка
всё спрятала под снежный иней,
и снова с неба круговерть,
а по реке красиво-синей,
срывая, обнажает твердь —
поплыли, закружились льдины,
иголки-крошево звенят.
Уже дошло до середины,
где льдины пятятся назад.

Прости меня, мой друг печали,
я вновь себя не узнаю —
стою один вот на причале…
…купает в зеркале зарю
река тишайшая, в закате
со звоном без вуали звёзд
пыхтит, скребётся где-то катер,
вонзается, как будто гвоздь,
мне в Душу. Перепуган что ли?!
Я вакханалией в стране,
где снова падают отёлы,
где скучно, грустно, люди, мне.
А катер движется, скребётся
и режет сонную волну.
Откуда грусть во мне берётся? ─
Я никого в том не виню.

Какая слава?! – так – забава! —
не всем понятная игра.
Жюри – весёлая застава.
Как будто свет скупой от бра.
Их мнение прольётся тускло.
Быть может, высветит скандал.
На всё глядят безмерно узко,
показывают свой оскал.
Волнение уже неважно,
когда предвидится финал.
И вариант стихов бумажный,
и стоимость не номинал,
а средняя по странной сути
В осенней памяти листа.
В лесу опять играют лютни.
Звучит не песня, пустота
свисает с веток, беспокойство
и золочёная тоска.
Наверно, истинное свойство,
косить, как ветр, под дурака
с дождём из линий перламутра
в застывшей памяти лесной
неоскандаленного утра
с разбушевавшейся весной.
Придёт ли слава в ночь облавы
на лесосеке за рекой,
где порубы и повалы,
в Душе весенний непокой.

Ходить пешком почаще надо,
не по руинам городов.
Стоит железная ограда
и куча разных маячков.
Снимают всюду и повсюду
нам фотографий не дают.
Продолжить начатое надо,
но донимает неуют.
Я словно не в своей тарелке
вернулся будто бы с луны.
О, как же мы бываем мелки
в сравненье с теми, кто с войны
приходит жив, вероятно,
в бою их пощадила смерть.
И нам становится понятно,
что не спасает круговерть,
почёт и почести, однако
по улице идёт весна,
и в поле трудится вновь трактор,
и вновь закончилась война.
Опять победа над врагами,
гремят фанфары, бьют в набат,
и ходят снова все кругами,
лежит в земле сырой солдат.

Мои невесёлые мысли
повисли на ветках весны,
вы словно под тяжестью скисли,
но ваши стремленья честны —
увидеть рассветы, закаты
и звёзды на небе ночном,
что падают будто солдаты
безвинные в поле ином.
Без боя сдаются бригады,
армейские роты, полки.
А Маршал поёт на эстраде.
Полковники рвут на куски
армейские кухни, казармы
и делят страны арсенал.
И рушат торговлею Храмы
чекисты-попы… Вот скандал! —
Они к бездуховности тянут
страну безответственных лет.
События вскорости грянут,
наступит на грабли расцвет
коррупции в новой обёртке
под крики эпохи воров.
Но им не помогут увёртки,
с них сдёрнут овечий покров.
Клыки обнажатся, и вскоре
откроется наглая суть
с презрением диким во взоре
начнут снова линию гнуть.
Весна наступила на грабли
всё тех же ошибок и проб —
и снова народ весь ограбят,
послушными не были чтоб.

С рождения я был изгоем
на протяженье детских лет.
Писал стихи всегда запоем
никем не признанный Поэт.

Не ведал в юности удачи,
писал безрадостно стихи,
поэмы честно, не иначе —
я в них замаливал грехи.

Меня успехи миновали
в мои незрелые года.
Я словно жил в пустом подвале,
в свет выходил лишь иногда.

А в зрелый возраст по задворкам
ходил с протянутой рукой.
Забыв о подлинной сноровке,
записывал я грусть строкой.

В солидные года мне: «Поздно! —
сказали члены всех эСПэ, —
Твои погасли свечи, звёзды,
и затерялся ты в толпе…»

И только в честном Интернете
впервой услышал похвалу,
признали истинным Поэтом,
и подарили чувств весну —
её безоблачные песни,
её незамутнённый свет.
Спасибо вам, Поэты чести!
Спасибо, друг мой – Интернет!

Пройдусь я по мокрому лугу
и гляну за старый сарай,
где прятался я от испуга,
искал не затерянный рай.

Вокруг голубели осины,
цвели огоньки вдоль полян.
Всё было цветуще-красиво,
я был одурманенно пьян.

Витали все запахи лета,
одетого в строгий наряд.
Заполнено было всё светом.
И вдоль мы ходили оград

на берег песчаный Марайки,
купались в холодной воде.
Сушили на солнышке майки
с трусами на ржавом гвозде.

Над нами кружили стрекозы,
и бабочки вились вокруг.
Гремели отчаянно грозы.
И ливень смывал с нас испуг.

Полярная нас авиация
поставила всех на крыло,
она безусловная грация,
в Душе оттого так светло.

Летали над снежною тундрою,
над Полюсом льдистым Земли.
И жили семьёю мы дружною,
нас звёзды до цели вели.

На Полюсе Северном раннею
весною подвижка идёт
и лёд, истекающий ранами,
дрейфуя, куда-то плывёт.