Наталия Солодкая - Волшебство (сборник)

Присев на край ограды, я попыталась собраться с мыслями и напрячь память. Кому не знакомо это мучительное состояние, когда не можешь вспомнить нечто, кажущееся совсем рядом, стоит лишь за кончик ниточки потянуть? Где эта ниточка?

Какая-то пичуга звонко чирикнула прямо над моей головой, заставив поднять голову и задержать взгляд на сомкнувшихся аркой кронах деревьев.

Аллея старого парка! Там точно так же смыкаются кроны! Я видела её в парке. Ошибки быть не может: это – моя Незнакомка. Боже мой! Что же могло так рано оборвать жизнь этой необыкновенной женщины?

Как когда-то в аллее, мы смотрели друг на друга, и, казалось, Незнакомка вот-вот улыбнется, и из фиалковых глаз прольется свет.

– Вот где нам довелось встретиться… И в Ваш день рождения. Теперь я знаю, как Вас зовут и я рада, что мне довелось увидеть Вас при жизни. Наша мимолетная встреча оставила след в моей душе, заставила о многом задуматься, заглянуть внутрь себя, изменить отношение ко многим вещам, к своей жизни, к близким людям. Возможно, я уже сама была готова ко многим выводам, но встреча с Вами… Спасибо Вам, просто за то, что Вы были.

И еще… Знаете, я привезла сюда конверт с письмом. Я нашла его в парке, на скамье, в день нашей встречи. Оно – Ваше? Вы простите меня ради Бога, но я его прочла. Что мне с ним делать? А сюда принесла, чтобы сжечь. Хотите, я его оставлю здесь, с Вами?

Наверное, в этом своём мысленном монологе я была похожа на сумасшедшую, но в тот миг, когда был задан вопрос, мне показалось, что Незнакомка неуловимым движением качнула головой, словно говоря «нет». Было ли это её отрицанием причастности к написанию письма? Или она, когда-то оставив в парке письмо, просто тем самым отпустила на свободу своё прошлое вместе со своей белой голубкой и больше не хотела к этому возвращаться, даже уйдя из жизни?

Ни то, и ни другое. Конечно, это было всего лишь игрой света и тени, брошенной ветвями деревьев – и это было единственным разумным объяснением.

Но… Я не помню, как оказалась возле своей машины, как схватила с сиденья конверт, как вернулась назад. Это произошло в один миг. Помню, как вошла внутрь ограды, вынула из конверта исписанные фиолетовыми чернилами листки и, чиркнув спичкой, сожгла их по одному. Крошечную горстку пепла я рассыпала над могилой Незнакомки.

Её это тайна или чужая, но она была сохранена.

При всей моей сентиментальности и трепетном отношении к памятным вещицам, время от времени у меня возникает непреодолимое желание избавиться от старья. Эти «зачистки» я приурочивала, как правило, к длительным праздничным выходным, чтобы была возможность разгуляться и перетряхнуть все шкафы. И, удивительное дело: сколько ни перетряхивала, каждый год, просящееся на помойку барахло, словно высыпаясь из бездонного рога изобилия, снова образовывало внушительную кучу.

В эти новогодние праздники я решила снова нырнуть в антресоли, не сомневаясь в том, что там точно есть чем распорядиться в угоду чистоте и порядку. На верхней полке мебельной стенки у меня традиционно хранятся фотоальбомы, коробки с негативами, старые поздравительные открытки, письма и много ещё чего. Хорошенько порывшись, там можно отыскать три фотоаппарата разных десятилетий, которые скоро смогут стать достойными экспонатами политехнического музея. Там же к задней стенке прижались два будильника: один – в кристаллоподобном прозрачном стеклянном корпусе, купленный родителями ещё в 70-е, а другой – хромированный, в стиле ретро, с двумя пузатыми чашечками звонков, фигурными стрелками и такими же фигурными цифрами. Перед этим будильником несколько лет назад я не устояла в одном из магазинов Дюссельдорфа во время своей стажировки. Оба этих стража времени сдались, видимо, не справившись с его стремительно нараставшей быстротечностью. Отнести в починку тоже было некогда, а выбросить вроде жалко. Тут же хранится перевязанная тесёмкой обувная коробка. Интересно, а что там? Открыв крышку, нахожу внутри стопку писем в пожелтевших от времени конвертах, подписанных бисерным, каллиграфическим почерком. Сердце тихонько ёкнуло. Нет, этого я выбрасывать не стану. И коробка вернулась на своё место. А это что за пакет? В красочной подарочной упаковке я нашла фирменную картонную коробку, в котором лежал серебристый, украшенный «бриллиантиками», мобильный телефон.

Тот мой день рождения я запомнила, как один из самых счастливых дней рождения. Наши отношения с мужем переживали ренессанс. Муж был таким, каким я помнила его в начале нашего знакомства: лёгкий, остроумный, непринуждённо-галантный. К нему вернулась способность как-то по-особому, по-одесски, острить не остря, а, как бы между прочим, ввернуть в разговор что-то эдакое, словно щепотку пряностей в блюдо бросить. Это всегда приводило меня в неописуемый восторг. Я то и дело ловила на себе его взгляд, в котором светилось что-то давно забытое, ушедшее, а теперь вдруг вернувшееся. Выходя из комнаты, я видела в отражении стекол серванта, как он провожает вслед долгим взглядом, чтобы спустя пару минут обнять меня, стоящую у плиты и прошептать на ушко:

– Знаешь, есть в тебе что-то такое… ну не знаю что… К тебе можно испытывать всё, что угодно: страсть, нежность, любовь, ярость, злость, ненависть. Иногда просто убить тебя готов. Но только не равнодушие. Быть равнодушным к тебе невозможно. Ты шанса такого не оставляешь.

Наш дом наполнился какой-то неповторимой, искрящейся атмосферой, от которой сладко кружилась голова, а в висках стучали молоточки. Это было тем особенным счастьем, которое рождается из крылатого ощущения «я любима».

Близился мой день рождения, и я с нескрываемым удовольствием наблюдала, как муж с сыном всё чаще уединяются на лоджии и о чём-то перешептываются, положив перед собой неизвестно откуда взявшийся глянцевый журнал. Я тайком пролистала этот журнал, но чем он привлёк моих мужчин, так и не поняла.

Утро дня рождения началось для меня с доносившихся из-под двери спальни звуков возни и приглушённых мужских голосов. Соскочив с постели и открыв дверь, я застала врасплох моих мужчин, которые тут же неуклюже что-то попытались спрятать за спинами. Выглядело это очень смешно: из-за спины сына топорщился огромный букет цветов, а оказавшийся не столь проворным муж не успел до конца убрать назад руку с ярко-красной коробкой.

– Ладно, конспираторы, чего уж там. Всё равно прокололись, – борясь со смехом сказала я им.

– Ну вот, весь сценарий насмарку, – расстроился сын.

Но экспромт оказался нисколько не хуже. Ставя букет в прозрачную хрустальную вазу, я чувствовала, что к переполнившему меня чувству счастья примешалась толика страха, что всё это волшебное, но такое хрупкое состояние моей жизни может разрушить что-то чужеродное, непрошенное, вновь ввергнув меня в холод отчужденности и нелюбви. Смогу ли я защитить мой мирок, ставший теперь таким прекрасным, от этого невидимого и неосязаемого врага? Раскрыв красную коробочку, я увидела на белой атласной подкладке маленькую игрушку для больших девочек: серебристый мобильный телефончик, из которого вместо обычного звонка доносился отрывок из «Турецкого марша» Моцарта в полифоническом звучании. При этом маленькие стразы, которыми был обрамлен дисплей телефона, начинали светиться разными огнями, сменяя окраску в такт мелодии.