Ду Фу - Ду Фу. В переводах разных авторов

Иначе думает Цзинь Шэнь-тань {8}, один из лучших исследователей творчества Ду Фу. По его мнению, Ду Фу, которому цветущие хризантемы напомнили о начале новых скитаний, с горестью подумал о том, что ему еще предстоит. "Других дней слезы" - горькие мысли о днях впереди.

Судзуки Торао {9}, современный японский исследователь Ду Фу, придерживается особого мнения. Он считает, что Ду Фу, увидев эти цветы, залюбовался ими, но тут же к его радости применилась мысль: скоро я уеду отсюда, буду продолжать свои скитания и когда-нибудь, "в другие дни", я вспомню об этих цветах и заплачу.

Какую же из этих трех версий выбрать? Непосредственно в самой строке нет ничего, что говорило бы в пользу какой-либо из них. Читатель, требующий от поэта, чтобы тот ясно говорил то, что хочет сказать, может быть недоволен таким стихом.

Та же неясность есть и в следующем стихе:

Одинокий челн крепко привязан... родных садов сердце.

Что такое "одинокий челн"? С первого взгляда это как будто бы вполне ясно. Строка построена совершенно так же, как предыдущая - строго параллельно:

Кусты хризантем... во второй раз расцвели... других

дней слезы.

Одинокий челн крепко привязан... родных садов сердце.

Если слова о хризантемах принять за деталь описания места, где находился поэт, то по закону параллелизма и слова о лодке надлежит принять за такую же реальную деталь. И это вполне допустимо. Поэт несомненно находился на берегу реки, следовательно, вполне возможно, что он увидел привязанную к берегу лодку.

Но тут же возникают другие соображения. "Одинокий челн" в китайской поэзии - один из распространенных образов одиночества. Им пользуется и Ду Фу, когда хочет сказать о своем одиночестве, о своей оторванности от всего, к чему стремятся его чувства, его думы. Пусть слова "одинокий челн" и указывают на реальный предмет, они не могут не восприниматься и как образ. Иначе говоря, здесь опять присутствует мысль о себе: в предыдущем стихе - через воспоминание о себе в прошлую осень, в данном случае - через представление о себе сейчас. Параллелизм вторых частей этих двух строк полный: "других дней слезы" и "родных садов сердце" несомненно относятся к душевному состоянию поэта.

"Родные сады" - то же, что "родные места". Родными местами поэт мог назвать свой любимый Чанъань; еще точнее - южный пригород столицы у реки Ванчуань, где находился его дом. Это становится ясным, если вспомнить, что у поэта при доме был сад, а в саду - кусты хризантем. Об этом сказано в его стихотворении "Девятый день": "О, хризантемы у реки Ван - в родном моем селеньи...". Таким образом, устанавливается прямая связь между "кустами хризантем" в первом стихе и этими словами второго стиха: зрелище цветущих хризантем в чужих местах вызывает у поэта мысль о его родном доме. Слово "сердце" употребляется в значении и "мысль", и "чувство".

Как же все-таки понимать этот стих? Комментаторы, не находящие связи в грамматической структуре стиха, стремятся установить какую-нибудь связь чисто логического характера. Опорой для них при этом служит выражение "крепко привязана".

Цинский Цянь Цянь-и {10} передает содержание этого стиха так: поэт крепко привязал здесь свою лодку, держа ее на случай: может быть, и окажется возможным отправиться в путь. Он сделал это потому, что в его душе все время жила мысль о родных местах.

Иначе толкует эти слова Шао Фу {11}: он считает, что образом крепко привязанной лодки поэт хочет выразить мысль о том, что телом он привязан к этим местам, но душа его - далеко.

Наконец, третье толкование дает Гу Чэнь {12}: лодка поэта привязана к берегу крепко; так же крепко привязано, сковано его сердце, все время стремящееся к родным местам.

Существуют и иные толкования, вернее - различные варианты приведенных {13}. Что же правильно? Приходится повторить сказанное выше: в тексте нет ничего, что говорило бы за какое-либо из этих и всяких других толкований. Единственно, что с полным основанием можно сказать о первом стансе, то, что в нем присутствуют два плана: описание окружающей обстановки (картины поздней осени) и мысли и чувства поэта. Но оба плана никак не соединены - ни грамматически, ни логически. Они просто "вложены" друг в друга. При этом, если первый план (описание картины) выражен достаточно ясно, второй (психологический) дан скрыто, образует как бы некий подтекст.

Одинокая крепость Куйчжоу... заходящее солнце

косит.

Все время смотрю на Северный ковш... гляжу вдаль

на столицы блеск.

Слышу обезьян и действительно проливаю...

при третьем крике слезы.

Еду посланцем, лишь попусту следую... восьмой луны

плот.

В расписной палате курильницы от меня, приникшего

к изголовью, отвратились.

Горной башни белый парапет... камышовая дудка

скрыта.

Прошу, смотри! В глициниях и плюще на скалах -

луна

Вот уже освещает на отмели тростников

и мискантов цветы.

Первые три стиха первой строфы имеют вполне ясный смысл: продолжается описание обстановки. На западе виднеется крепость Куйчжоу. Повернувшись в ее сторону, поэт видит косые лучи уже совсем заходящего солнца. На небе проступили звезды. Виден Северный ковш - созвездие Большой Медведицы. В десятой луне, т. е. осенью, это созвездие стоит здесь низко в северо-западной части неба - как раз в том направлении, где находится далекий Чанъань. Смотря в сторону Северного ковша, поэт как бы видит вдали блеск столицы. Быстро наступает вечер. Из ущелья Усян доносятся крики обезьян, во множестве там обитающих. Их жалобные крики в соединении с унылой картиной осени усилили грустное настроение поэта, и на глазах у него навернулись слезы. Он вспомнил, как в песенке охотника, известной ему из старинной "Книги о воде" ("Шуи цзин") {14} говорится:

"Длинны ущелья Санься и Уся. Кричат обезьяны. И при третьем их крике слезы уже льются у меня на одежду!". Поэту остается только сказать: "Слышу обезьян и действительно проливаю... при третьем крике слезы".

Но есть в этих строках и одна деталь, напоминающая о втором плане: поэт говорит не просто "крепость Куйчжоу", а "одинокая крепость Куйчжоу"; выражение же "одинокая крепость", как и выражение "одинокая лодка", является обычным в поэзии образом одиночества, покинутости. Поэтому вполне подготовлен переход к четвертом стиху: "еду посланцем, попусту следую... восьмой луны плот".

Чтобы понять этот стих, следует знать старинные рассказы. Один - о том, как некий человек, живший на берегу моря, однажды во время восьмой луны увидел плот, прибитый к берегу, отправился на нем в море и доплыл до самой Небесной реки, по-нашему - до Млечного пути {15}.

Другой - о том, как известный Чжан Цянь, отправленный ханьским императором У-ди в "Западный край", по-нашему - в страны Восточного Туркестана, поплыл на плоту вверх по Хуанхэ и также добрался до Небесной реки {16}.