Марк Тарловский - Молчаливый полет

Как сладко хотелось, тогда и потом,
Сгореть без остатка в огне золото!
Леса выгорали, народы редели,
И камни крошились, и воды скудели,
Но вечно должна была гулкая медь
Звенеть от ударов, не смея неметь…

Был некогда храм, а на паперти храма
Какие-то люди молились упрямо.
Они приходили, клюкой семеня,
И в жертвенный ларь опускали меня.
Но ларь переполненный взяли из церкви
И лепту в горнило плавильное ввергли…

Литейщик веселый гроши обкалил
И в колокол голый меня перелил.
И вот я надолго под небом повисла —
Я зеленью тонкой, состарясь, окисла,
Я семь поколений своих звонарей
Оплакала гулом глухих тропарей;

Крещенью, и смерти, и розам венчальным
Служила я телом своим беспечальным;
В уборе обильном пустая Тщета
Под куполом пыльным была мне чета.
Но вот из-под неба зовет меня снова
Кровавая треба обличья иного:

Я снова в плавильне, я снова горю —
И новую в мире встречаю зарю.
Я слышу с Монмартра, как требует ядр,
Как требует пушек орел-император…
В мортирном обличьи на скифский Восток,
Стократ возвеличив, нас гонит поток.

Катилась я, грозно и зло громыхая,
Туда, где Московия стыла глухая,
И хрупкая Смерть за овалом щита
В пути моем шалом была мне чета.
…Покойна я ныне, свой путь вспоминая —
О, gloria mundi! О, слава земная!

Зачем разбудил меня этот удар!..
Ваш мир уже молод, хотя еще стар,
Он скоро забудет в бескровных делах
О пушках, о деньгах, о колоколах…
Но сон возвращается — здравствуй, покой,
Смущенный свободной от рабства рукой…»

Я, правда, не был большевиком,
Но в детстве мглистом —
Я был отличным учеником
И медалистом.

От парты к парте, из класса в класс,
Как санки с горки,
Моя дорога текла, секлась
Витьем пятерки.

И эта цифра, как завиток,
Меня объехав,
Сопровождала сплошной поток
Моих успехов, —

Она мне пела, когда я шел
К доске и мелу,
Когда про Феба беседу вел
И Филомелу;

Когда о Ниле повествовал
И об Элладе,
Понтийской карты стенной овал
Указкой гладя;

Когда я чуял святую дрожь
(Рука — в петлицу),
Когда я путал и явь, и ложь,
И небылицу,

Когда, в былые входя миры
(Рука — за бляху),
С Луи Капетом свои вихры
Я клал на плаху…

Упорно на «пять» мой труд деля
В своем журнале,
Меня хвалили учителя
И в гору гнали.

И этот стройный и пряный ряд
Крутых пятерок,
В моем сознаньи бродил, как яд,
И был мне дорог…

Но вот однажды, разинув рот,
Мы услыхали,
Что в Петербурге переворот,
Что «цепи пали»…

И мы, подростки и детвора,
Решили дружно,
Что завтра нужно кричать «ура»,
А книг не нужно;

Что мы поддержим свободу масс
Своим сословьем
И что уроков хотя бы раз
Не приготовим…

Но наш директор, стуча перстом,
Кричал, неистов:
«Их завтра сплавят в арестный дом,
Со-ци-алистов!

И если пенка от молока
Со рта не смыта,
То берегитесь не кулака,
Так “кондуита”!»

И математик (хотя он слыл
За либерала)
Прибавил тоже: «ну, что за пыл?
Чего вам мало?

В народном бунте — исчадье зла,
Бунт стынет скоро…
…Вот теорема, что к нам дошла
От Пифагора;

Треугольник…CDEI…
И три квадрата…
Чтоб завтра помнить слова мои!
Adieu, ребята!»

О да, мы помним, но, как мужи,
Тверды и немы,
Мы забываем и чертежи,
И теоремы.

Молчат упорно бунтовщики
И вереницей
Подходят молча к столбам доски
За единицей.

Белее мела, синее дня,
Ища опоры,
Учитель медлит — и на меня
Возводит взоры:

И я приемлю святой позор,
Хотя в тетрадке,
В моей тетрадке — о, Пифагор! —
Урок в порядке…

Какая мука! Какой укол!
Рукой дрожащей
Любимцу школы выводят кол,
Кол! Настоящий!..

…С тех пор немало прошло годин.
Забудь же, школьник,
Про три квадрата и про один
Троеугольник!

Но как забуду о мятеже
Неизгладимом!..
Вот боль обиды на чертеже
Проходит дымом.

Проходит первый десяток лет,
И кол, наглея,
Нулем украшен, мне шлет привет
В день юбилея.

Вот математик сыпучий мел
Сует мне в руку —
О, как мне горько, что я посмел
Забыть науку!

Но я пытаюсь восстановить
Черту пробела, —
Троеугольник, за нитью нить,
Растет из мела.

Село и город прямым углом
Смыкают узы, —
И оба класса идут на слом
Гипотенузы;

И два квадрата, судьбе в укор,
С квадратом главным
Равновелики — о, Пифагор! —
И равноправны!

Я умираю — земля, прощай!
Прощай, отчизна! —
Вот я у двери в заветный рай
Социализма…

Но не апостол-идеалист,
В ключи одетый, —
Мне Фридрих Энгельс выносит лист
Простой анкеты:

Я ставлю знаки моей руки,
И сердце тает, —
И старый Карл, надев очки,
Его читает.

Но, гневно хмурясь над цветником
Своих вопросов, —
«Он даже не был большевиком! —
Гремит философ. —

Он не сражался за нашу власть
Под Перекопом;
Он был поэтом и только всласть
Писал сиропом…

Тебя не помнит ни наш Париж,
Ни баррикада,
Ты нам не нужен — перегори ж
В подвале ада!»

Но вот, сощурясь, на Марксов глас
Выходит Ленин —
И молвит: «Карл, ведь он для нас
Благословенен!