Мария Жиглова - Сталину

И опять меня, опять посадили,
И опять, опять тебя заносило.
И опять ЧК-ЧК рассадили
В том музее триста двадцать, не мучась.

Припев:
Из-за той из-за дурашливой Елены
У тебя, тебя не вышедши ночка.
И опять я, опять на Елене
Бонапартова бесславная дочка.

«Что, скажи мне, Елене, писала?»
Неужели же ты просто молчала,
Не поверю, ты опять показала
На меня, и опять походила.

И опять ты в КГБ приходила,
В мою комнату в новеньком доме.
И опять, опять поносила,
Попросила за меня в Моссельпроме.

Припев.
И опять, опять наказала
За язык мой хороший и гласный,
И за длительное «р» не сказала,
С кем катается Лизка на «Волге».

Пароход; снова папа усталый.
Скажет папа: «Мы на том пароходе.
И опять за красивую Ленку
С полотенцем у виска приезжаем».

Припев.
Полотенчиком ты ноги вытирала
Мужичкам моим, несчастная дура,
И оттель-то опять приезжала
Доносила уже просто – со скукой.

Господи, я умру здесь.
В ВЧК-ЧК ей дали украшенье.
И опять, и опять получаешь
Самоварчики, и глобус, и чай.

И возьмусь я полегоньку за кружку,
Ту, с которой дребезжим по миру,
И потом ко мне на квартиру
Приведут очередную старушку.

А старушка веселая гуляет,
Гуляет она по прилавкам
И чуть-чуть полегоньку вспоминает
Свою старость и шаль с камилавкой.

Бедность наша к нам еще не поспела,
Бедность наша в коммунальной
квартире.
Вот и жизнь ее опять надоела,
И повесилась старушка в сортире.

А старушка веселая гуляет,
Гуляет она по прилавкам
И еще чуть-чуть вспоминает
Свою старость и шаль с камилавкой.

Саша и Алеша, Алеша и Саша
Сидели на платформе, брик-брик,
не упали.
И в трик-трак играли, и было поздно,
Поздно вечерком они Лешу продали.

Саня и Алена, Алена и Саня
Говорили весело: «Вот наша Оля».
А потом сидели и весело писали,
А потом писали гражданкам на волю.

В трик-трак они играли,
Играли в поле,
Играли и в поле, играли на воле.
А потом опять, ничего не понимая,
Жили они снова,
Стреляли.

Шлепнули Ивана в кремлевском
коридоре,
А за это Гришку Мендельсона замели.
Это мило дело пахло расстрелом,
Гришку наказали, а меня спасли.

Гришка не был даже офицером,
Гришка был обычным славным
скрипачом.
А когда ему пригрозили расстрелом,
То он оказался нашенским врагом.

А они закрыли дело офицеров,
Дело милицейское в архиве не сожгли.
Это мило дело пахло расстрелом,
Гришку расстреляли, а меня спасли.

Если бы не Ира, меня б не поймали,
Если бы не наши, Гришка бы живой
Посидел в тюряге, где красные флаги,
Красные флаги и кони под Москвой.

Птичка-синичка ходит по тарелке,
Желтая лошадь по кругу идет,
У нее на ложке баланда и крошки
А машина едет, а истина не ждет.

Шлепнули Ивана в кремлевском
коридоре,
Гришку Мендельсона сразу замели.
Офицеров дело пахло расстрелом.
Ирочку искали, а меня нашли.

А когда я вышла, мне дали по роже,
По моей по роже в квартире боевой.
А я ведь, я живучая – я ведь вельможа
Великодержавная на Москве святой.

Шлепнули Ивана в кремлевском
коридоре,
А за это Гришку Мендельсона замели.
Наше мило дело пахло расстрелом,
Гришку расстреляли, а меня спасли.

Гришку расстреляли, меня тоже замели.

Эх, жрите сами
Супчик со слезами
И курите черные «Максим».
Эх, ешьте сами
Супчик с волосами,
Мы чуть-чуть получше поедим.

Мы – красавцы,
Вовсе не мерзавцы,
Спой, голуба, только не проси
Радости нашей,
Мы сидим с мамашей,
И садятся в черное такси.

Эх, жрите сами
Супчик с сухарями
Мы с тобою кашу поедим.
Эх, на неделе
В лагерь не успели,
Мы уже с винтовками сидим.

Мы на дело
Ходим с левольвером,
Мы – орлы из ВЧК.
Шлепнули Колю,
Поучились в школе,
А потом играем в дурака.

Эх, на бульваре
Ходют злые баре,
Очевидно нам, по рожам ждут.
Наши кони и
Тони в Главревкоме
К нам, пожалуй, нынче не придут.

В наших книжках
Записи о Гришках,
Нам вершат нормальный Страшный Суд.
Бог наш правый —
Наш начальник бравый —
Скажет нам, кого что повезут.

Мы не баре,
Мы не цари,
Мы – орлы из ВЧК.
Наше дело —
Побежать расстрела,
Мы живем, живем, живем пока.

Эх, мы сами
Пареньки с косами.
Эх, работаем пока.
Эх, надо-надо,
Надо дать нам яду,
Мы живем, а жизнь – река.

В наших книжках
Записи о Гришках,
Нам вершат нормальный Страшный Суд.
Бог наш правый —
Наш начальник бравый —
Скажет нам, кого что повезут.

Эх, мы сами
Пареньки с косами.
Эх, работаем пока.
Эх, надо-надо,
Надо выпить яду,
Мы живем, живем, а жизнь – река.

Я жду спокойный и недолгий ход
Спокойного, сухого вдохновенья,
Своей улыбкой вяжущего рот.
Лесбийской песенки плетеный переплет,
Летейской травки щелканье и тленье
Сплетаются в одно глухое пенье.
И как дурная девочка поет
О солнце, бьющем в солнечном
сплетенье,
Речному солнцу выставив живот.
И неотвязной музыки гуденье
Хотя не престает, не устает
И понемногу забирает в рот
Меня, спокойное и сильное растенье,
Собой к бессмертию наметившее брод.

Морозен воздух, воздух синь,
Иконный лик суров.
По Правды едет лимузин,
Бегу от докторов.

Я видел Иисуса лик.
Его хотят распять.
Я слышал зов, я слышал крик.
Немедленно бежать.

Меня опять хотят убить.
Бегу от докторов.
Я жить хочу, как прежде. Жить.
Я сильно нездоров.

Я вижу Свет. Откуда ты,
Пречистый светлый лик?
У этой вечной чистоты
Стоит Господь Велик.

Дуга радужная, дуга военная.
Завет, заключенный с Богом,
Никогда не был попран.
По нам стрелял враг.
Врачи уже не знали, что делать
с ранеными.
Человек сел, обернулся и сказал:
«С нами Бог. Я ранен, я, может быть,
скоро умру,
Я, наверное, попаду в Рай.
Потому что я претерпел муки во имя
Победы».
«Нет никаких червей, —
Ему врач отвечал. —
Ты попадешь в Рай.
Россия потерпела казнь от Господа.
Россия много потерпела и от нашествия
врага.
Но нашей победой сегодня и вчера
Мы были спасены
От натиска. Но это еще не все.
Это – только начало».
…В Подмосковье изгнан фашист.
Впереди – Курская дуга
И громовой голос Левитана.
С нами Бог.
И НКВД не будет больше расстреливать
военных.
Священников тоже не тронут.
«Победа не за горами!»