Христина Кроткова - Белым по черному

Забытый ветер на песках
Шуршит вдоль отмели по солнцу
И легкую тревожит бронзу
Иссохших прошлогодних трав.

Весна проходит, торопясь,
В своей слепительной тревоге,
И жизнь и смерть находят связь
В великолепном диалоге.

Клубясь под солнечным бичом,
Там воздух радостный струится,
И рвется ввысь, и льнет ничком,
Чтоб от земли не отлучиться.

Нет весны, которая б не пела
Легким голосом очарованья.
Дух томит неизбранное тело,
Неугаданное очертанье.

Разгулялись ветры но просторам,
Зазвенели над полями птицы.
Вот зазеленели косогоры,
Стали пестрой радостью рядиться.

Вняв ветрам, и ты, душа, по-птичьи
Научилась петь, дивясь мгновенью,
Угадав в неузнанном обличье
Необычное предназначенье.

С дыханьем застаревшей тишины
Когда приходит девственная осень, —
Как пажити библейской старины —
Прилежной Руфью сжатые колосья.

Из сырости рассвета и луны,
Когда туман росы алмазы сбросит, —
Влюбленной Суламифи и весны
Гортанный оклик ветер переспросит.

Усталой горстью сыплю семена,
Вечерних птиц приманивая к дому,
И первая звезда едва видна
По легкому сиянью золотому.

Как вечер поджидающий тиха,
То мудрая жена зажгла лампаду.
Распев благочестивого стиха
Встречает тьму, по древнему обряду.

Кедры высот Ливана.
Воздух душист и смирен,
Радости Ханаана
Будит в притихшем мире.

Розовые ладони
Медленного заката
Солнце пригнут и склонят,
Скроют за блеском злата.

Тих закаленный воздух,
Верен дневному зною.
Поздно проснутся звезды,
Позже луна восходит.

Мрак апельсинной рощи,
Очерки кипарисов
С тьмой раскаленной ночи
Сблизились, обнялися.

Благословенной почвы
Благословенны лозы.
Благоговейный воздух
Сквозь благовейность ночи
Тьмой превозносит звезды.

От аромата миртов
Душен массивный воздух.
Ветер душист и смирен.
Поздно проснулись звезды.

Обетованную
Ступаю землю.
Над тихой Каною
Веселью внемлю.

Генисарет.
Скалы как пальцы стиснуты.
Тысячелетний свет —
Крест кипарисовый.

Гремят в весенней перепалке
Ошеломленные леса.
Всколыхнуты и воздух валкий,
И неба древняя краса.

Срываясь с выси, ветр безумный
Трубит веселый праздник бурь,
И голос страстный, голос юный
Поет и бьется о лазурь.

В неудержимом, долгом звуке
Как легкой воли не узнать.
Тоску веселую разлуки
Не обогнать и не унять.

Пусть буря мчась срывает снасти,
Пусть сердце буйствуя поет —
Ему не част в пустыни страсти
Головокружительный полет.

Внезапный луч — и в дивном ослепленье
В дождливый день расцветшая сирень.
Здесь все как было, только больше тени,
И только небо кажется серей.

Вступаю в сад, где радость и усталость
Привыкли коротаться без меня.
Я узнаю: здесь только тень осталась,
Да долгая ветшает тишина.

Сюда не надо звать воспоминаний,
Здесь дом их, здесь они всегда живут.
Забыв года разлуки и скитаний,
Я дома, я гляжу, я наяву!

Растет трава, густа, как па могилах.
Заглушена старинная межа.
Я узнаю: здесь были души милых.
Здесь зазимует и моя душа.

Клянясь, поют веселые потомки
Знакомых замолчавших соловьев.
Заря горит, златит сквозь воздух тонкий
Отеческий опустошенный кров.

Ты не покинула родного края.
Закрыв глаза, я вижу: на юру
Стоишь, высокая, судьбы не замечая,
На выступе, над кручей, на ветру.

Сосна над озером! Ровесница, подружка,
Забыла ль ты, как в детстве, по утрам,
Упрямая несчастная кукушка
Любила жаловаться глупым нам?

Осенней ночью долго в непогоду
Гудит твоя смолистая тоска.
Проходит дождь, проходят дни и годы,
Ладонь усталая становится жестка.

На склоне гор, где ветер неуемный,
Задумчивый и нежилой твой дом.
На склоне лет вернешься ли, и вспомнишь,
И вспомнишь ли о жизни, о былом?

Раздумье дни, как облака, считает.
Пусть в даль долин спустилась синева.
Тот ветер жив, и верно повторяет
Чужие, но прекрасные слова.

***
Но я тоже права в своем непреложном пути,
Молчаливый, спокойный упрек твой встречаю открыто
И заранее знаю, что меня ждет впереди:
Берег моря, усталый старик и разбитое наше корыто.

Проходит жизнь — ты не следи шагов,
Тут не поможет бденье и охрана.
Но долго не устанет гнаться кровь,
Будя приливом тело утром рано.

Но береги, но нежь и радуй друга,
Не дай заметить под ногами склон,
Пока созреет смертная разлука,
И возвратится одинокий сон.

Тогда ты в шуме трав услышишь ясно
Обрывки жалоб, непонятных слов
И вдруг поймешь, что с нашей, теплой, красной,
Слилась в земле зеленая их кровь.

Сквозит роковой наготой
Обнищавшая роща моя.
Притаясь, проскользит
Окаянный и тощий
Беспутный ноябрьский ветер.
Моих бездыханных дерев
Морозом сожженные, смутные ветви,
Их лик искаженный
Грозит, завещает, и просит мгновенье
Последней, смертельной мольбой,
Мятельной тоской заклинает, уносит:
— Отмщенье!
— Весна!

С веселой трепетной тревогой
Взлетела стайка воробьев.
Легко стекает день отлогий
В прохладу стынущих ветров.

Лес не торопится, он стройно
Обдумывает про себя
Закат медлительно спокойный,
Залегший далеко в степях.

Уходит день, на день похожий,
Густеет сумрак заливной.
Остановись и ты, прохожий,
Дохни немертвой тишиной.

Ночь уронила лунный иней
По серебрящейся земле.
Туманы ходят по равнине,
Готовят проводы зиме.
Но утро бережет покой,
Встает заря довольно поздно
И будит осторожный воздух
Чуть розовеющей рукой.
И ветром оживился лес,
Шумит небес освобожденье,
И воздух, шалый и весенний,
Разносит солнечную весть.
И вот уж снега не осталось,
И затененный сохнет склон,
И вдаль, на север мчится хаос
Под лязги половодных волн.
Уже в лесах листок неверный —
Улыбка сумрачных ветвей, —
И ветры, утренние ветры
Над одичалостью полей!
Пройди в поля. Там тешит ширь,
И мягко воздуха движенье.
Глухой благословенный мир
Хранит растений пробужденье.
По вспухшей кожуре земли
Бредут покорные волы,
Взрывая глубь, ероша комья,
И волен шаг, и громок крик,
И благодушен лес-старик
И путь веселого бездомья.