Генрих Гейне - Лорелея (сборник)

Как серна робкая, она
Летела предо мною,
По скалам прыгая легко,
С распущенной косою.

Ее догнал я на краю
Крутой скалы прибрежной;
Там сердце гордое ее
Смягчил я речью нежной.

Сидели мы, как в небесах,
Высоко и блаженно;
Под нами солнце в бездне волн
Тонуло постепенно.

И потонуло в бездне волн
Прекрасное светило,
И море шумное над ним
Восторженно бурлило.

Не плачь о солнце! Никакой
Беды с ним не случилось:
Оно со всем своим огнем
В груди моей укрылось.

Над прибрежьем ночь сереет,
Звезды маленькие тлеют,
Голосов протяжных звуки
Над водой встают и реют.

Там играет старый ветер,
Ветер северный, с волнами,
Раздувает тоны моря,
Как органными мехами.

Христианская звучит в них
И языческая сладость,
Бодро ввысь взлетают звуки,
Чтоб доставить звездам радость.

И растут всё больше звезды
В исступленном хороводе,
Вот, огромные, как солнца,
Зашатались в небосводе.

Вторя музыке из моря,
Песни их безумно льются;
Это соловьи-планеты
В светозарной выси вьются.

Слышу мощный шум и грохот,
Пенье неба, океана,
И растет, как буря, в сердце
Сладострастье великана.

Девица, стоя у моря,
Вздыхала сто раз подряд —
Такое внушал ей горе
Солнечный закат.

Девица, будьте спокойней,
Не стоит об этом вздыхать —
Вот здесь оно спереди тонет
И всходит сзади опять.

Нет, прелестная, не верю
Строгой речи уст твоих:
Добродетель не имеет
Черных глаз таких больших.

Я люблю тебя, – молчи же,
Брось прикрашенную ложь!
Сердцем чистым дай лобзанье, —
Сердцем ты меня поймешь!

Закрыв глаза ей, алый рот
Люблю я целовать;
Она покоя не дает —
Причину хочет знать.

И с вечера не устает
До утра приставать:
«Зачем, когда целуешь рот,
Глаза мне закрывать?»

Какой тут у меня расчет,
Сам не могу понять, —
Закрыв глаза ей, алый рот
Целую я опять.

Весеннею ночью иней упал,
Упал на цветы голубые,
Они засохли, завяли.

Красотку юноша полюбил,
Из дома тайком бежал он с ней.
Ни мать, ни отец не узнали.

Скитались тут и там они,
Не знали ни счастья, ни светлых дней.
Погибли, умерли оба.

Прислуга вся в траур одета
И в траурной лодке плывет;
Бездушное тело поэта
Безмолвно она стережет.

Покойник немой и холодный
С лицом непокрытым лежит;
Но лик мертвеца благородный
И мертвый всё в небо глядит.

Послышались глухо призывы
Невесты-русалки из волн;
И темные волны тоскливо,
Со стоном дробятся о челн.

Брат францисканец молодой
В келье сидит при лампаде.
Читает в старой книге он
Заклятье духов ада.

И только пробил полночный час,
Сдержаться невмочь ему было,
Губами бледными зовет
Подземные он силы:

«Из гроба, сильный, подними
Жены прекраснейшей тело.
На эту ночь лишь оживи —
Душа любви захотела».

Монах твердит заклинаний бред —
Свершается желанье:
Красавица мертвая в мир грядет
В белеющем одеянье.

Печальны взоры. С холодных уст
Срываются вздохи муки.
С монахом мертвая сидит,
Глядят они – и ни звука.

Ты волшебными чарами вызвал меня
Из холодной и темной могилы,
И желанья огнем оживил ты меня —
Погасить это пламя нет силы.

О, прижми ты уста к моим жарким устам
С человеческим чудным дыханьем
И дай выпить умершей всю душу твою
Мертвецов ненасытным лобзаньем!

Теперь открылось нам, зачем
В ночи комета большая
По небу мчалась на красной метле,
Кровавым светом сияя.

Аббат Вальдгема тяжело
Вздохнул, смущенный вестью,
Что саксов вождь – король Гарольд —
При Гастингсе пал с честью.

И двух монахов послал аббат, —
Их Асгот и Айльрик звали, —
Чтоб тотчас на Гастингс шли они
И прах короля отыскали.

Монахи пустились печально в путь,
Печально домой воротились:
«Отец преподобный, постыла нам жизнь
Со счастием мы простились.

Из саксов лучший пал в бою,
И Бенкерт смеется, негодный;
Отребье норманнское делит страну,
В раба обратился свободный.

И стали лордами у нас
Норманны – вшивые воры.
Я видел, портной из Байе гарцевал,
Надев злаченые шпоры.

О, горе нам и тем святым,
Что в небе наша опора!
Пускай трепещут и они,
И им не уйти от позора.

Теперь открылось нам, зачем
В ночи комета большая
По небу мчалась на красной метле,
Кровавым светом сияя.

То, что пророчила звезда,
В сражении мы узнали.
Где ты велел, где были мы
И прах короля искали.

И долго там бродили мы,
Жестоким горем томимы,
И все надежды оставили нас,
И короля не нашли мы».

Асгот и Айльрик окончили речь.
Аббат сжал руки, рыдая,
Потом задумался глубоко
И молвил им, вздыхая:

«У Гринфильда скалу Певцов
Лес окружил, синея;
Там в ветхой хижине живет
Эдит Лебяжья Шея.