Николай Глазков - Избранное

А Стамбулом правящий султан,
Говорят учебники истории,
Захватить успел десятки стран
Солнечного Средиземномория.
Русь могучей сделалась потом,
Славилась суворовцами храбрыми,
Учинила Турции разгром,
Но разила турок их же саблями!

Иконописец Голиков,
Освоив ремесло,
Российских алкоголиков
Пополнить мог число.

Мог позабыться смолоду
Законно и зазря,
Но всколыхнули золото
Знамена Октября!

Красу изделий павловских,
Ростовскую финифть
И суть исканий палехских
Сумели обновить!

Он осознал, что родственны
Шкатулки палешан
И флорентийской росписи,
И краскам парижан.

И вольные соцветия —
В них голиковский вихрь —
Пополнили созвездие
Шедевров мировых!

Геологи брели пустынной тундрой,
В термометрах позамерзала ртуть.
Читатель мне подскажет рифму «трудный»,
Я соглашусь: у них нелегкий путь.

Геологи найти пытались чудо:
Когда оно проступит в холода,
То отступает нудная простуда…
И хлынула термальная вода!

Геологи прекрасно искупались
И отдохнули от земных тревог:
Вокруг свирепо бушевала ярость,
А им достался райский уголок.

Геологи резвились, словно в бане,
На берегу причудливой реки,
Ну а потом решили, как крестьяне:
На этом месте будут парники!

Не очень трудно обмануть
Жену,
друзей,
весь свет.
Обманный путь,
что санный путь,
Оставит легкий след.
Его, наверно, заметет
Пороша
или
быт —
И не заметит,
не найдет
Прохожий следопыт.
Обманщик свой продолжит путь,
Нисколько не скорбя.
Совсем не трудно обмануть
И самого себя.
Прольется над обманом дождь
Иль вешняя вода —
И сам навеки не найдешь
Забытого следа.
И сам начнешь
искать тот след,
Но в том-то и беда,
Поймешь: чего-то в жизни нет,
Исчезло навсегда!

Жил критик. Он смеялся, плакал
И был от правды недалек,
Как начинающий оракул
И успевающий пророк.
Входил он в книжную обитель,
Как Одиссей иль Гильгамеш.
Не как вторитель, как творитель
Ценил творительный падеж.
Не принимая словоблудья
И всем осточертевших схем,
Он, как взыскательные судьи,
Мог любоваться кем и чем.
А нынче странно опустился
И вкус утратил и размах —
И никакого нету смысла
В его затасканных словах!

У меня такое мненье,
И, наверно, се ля ви:
Лирика есть объясненье
В поэтической любви.

Но несовершенство мира
Губит чувства и рубли.
Есть поэтому сатира:
Объясненье в нелюбви.

Если гениальным и великим
Буду признан я официально,
Обо мне тогда напишут книги,
Станет мне отрадно и печально.

Почему отрадно? Вероятно,
Ясно всем, и объяснять не стоит.
Почему печально? Непонятно.
Объясненье самое простое:

Хорошо издать стихотворенья,
Повести, рассказы, репортажи…
Но ведь издадут и заявленья,
Письма, дневники, записки даже!

Все, что я скажу, объявят важным,
Для печати самым неотложным —
И в огромном хаосе тиражном
Совместят великое с ничтожным!

Не надо глупости бояться,
Она безвредная пока.
Есть мудрость в глупости паяца,
Веселость — в шутке дурака.

Такая глупость не обманет
Того, кто разумом богат,
И гениальный Пиросмани
Был величаво-глуповат.

Но мудрость ложная схоласта
Навязчива, как пыль степей, —
Она противнее гораздо,
И вредоносней, и глупей!

Не истина — победа в споре
Фальшивой мудрости нужна.
А глупость служит ей опорой —
И только потому вредна!

Да здравствуют мои читатели,
Они умны и справедливы:
На словоблудье не растратили
Души прекрасные порывы.

Им не нужны пустые хлопоты,
Не станут грызть медуз в «Пекине».
Как воробьев большого опыта,
Не проведешь их на мякине!

Принципиально не воинствуют,
Не слышно их в житейском хоре,
Но незатасканная истина
Для них важней победы в споре!

Они уже не телезрители:
Приятней им библиотека.
Они мыслители и жители
Не только нынешнего века!

Стихи — не ноги футболиста,
Не первоклассника тетрадь —
Стихов читать не надо быстро:
Их надо медленно читать.

Стихи не всякий разумеет,
Их проглотить не торопись.
Бывает, что стихи имеют
Еще второй и третий смысл!

Быть снисходительным решил я
Ко всяким благам.
Сужу о друге по вершинам,
Не по оврагам.

Когда меня ты забываешь,
В том горя нету,
А у меня когда бываешь,
Я помню это.

У молодости на заре
Стихом владели мы искусно,
Поскольку были мы за ре-
Волюционное искусство.

Я лез на дерево судьбы
По веткам мыслей и поступков.
Против меня были рабы
Буржуазных предрассудков.

От их учебы и возни
Уйти, найти свое ученье…
Вот так небывализм возник,
Литературное теченье.

А счастья нет, есть только мысль,
Которая всему итог.
И если ты поэт, стремись
К зарифмованью сильных строк.

И вероятно, что тогда
Я сильных строк сложил немало;
Но педагогская среда
Моих стихов не понимала.

Оставить должен был ученье,
Хотя и так его оставил.
Я исключен как исключенье
Во имя их дурацких правил!

Итак, плохи мои дела,
Была учебы карта бита.
Но Рита у меня была,
Рита, Рита, Рита…

Студенты хуже школьников
Готовились к зачетам,
А мы всю ночь в Сокольниках…
Зачеты нам за чертом!