Николай Глазков - Избранное

Заговорили об уже,
А он уполз уже.

Пчела сказала, что известка
Изготовляется из воска.

Один цыпленок славу приобрел
И тотчас заявил, что он орел!

От Арктики и до Антарктики
Все проверяется на практике!

Иметь и не иметь
Равно уметь и не уметь!

По теории вероятности
Совершаются неприятности.

Но авторство —
Новаторство!

Эстет увидел Лактионова —
И стал кусать он локти оного.

По таежной тропе не я
Шел к заливу Терпения.

Бегут они без друга, без жены…

Где родника журчанье,
Там и зверька урчанье.

Прост чрезвычайно творческий процесс:
Все лишнее срезает косторез!

Был разутым, босым,
Стал раздутым боссом.

О скуке говорить не будем:
Всего скучнее скучным людям!

Они вылетали
Опять из воды
В незримые дали,
Незнамо куды.

Я отщепенец и изгой
И реагирую на это
Тоской
Поэта.

Без моста —
Напролом:
Пустота.
Мир — ребром.

Они сидят, скрипя уныло перьями,
Чиня в миру согласья и раздоры,
А я пришел, чтоб хлопнуть всеми дверьями
И обойти большие коридоры.

Если я в бою погибну,
Сбитый вражеской рукой,
Никогда не верьте гимну:
«Со святыми упокой».

В тот день улетучилась к черту победа,
И это трагически понято мной,
Но я утверждаю, что званья поэта
Достоин, как званья иного — иной.

Механически слушай сонаты,
Машинально читай сонеты,
И, решая проблему «она — ты»,
Никогда ни о чем не сетуй.

Он ворвался в этот мирик,
Как в огромное фойе, —
Богатырь, бунтарь и лирик,
И еще герой поэм.

Думы дым чернее галки,
Бытие чернее дум.
Но нигде не буду жалким,
Никогда не пропаду.

Огоньки
Отражались о коньки,
А коньки
Отражали огоньки.

И я не знаю, куда идти.
Все равно ошибаюсь дверью.
Мне каких святых почитать бытии,
Если я не в одно не верю?

С мразью надо нам бороться,
Много их, а мы одни,
Но утопим их в колодце
Их дешевой маятни.

От зари и до зари
В поднебесье лазая,
Всех людишек озари,
Чтоб не пели Лазаря.

Мне наплевать, как ни томись мы,
На дебри воплей и оваций.
Суть подлинного оптимизма —
В любой трясине целоваться.

Мне говорят, что «Окна ТАСС»
Моих стихов полезнее.
Полезен так же унитаз,
Но это не поэзия.

Парень бравый, удалой,
Не прославившийся ране.
И одно ему далось —
Необузданность желаний.

Пусть заходит ум за разум
В мире неизвестности…
Но не сдамся двум заразам —
Тусклости и трезвости!

Мы, поэты и пророки,
И друзья, а не враги,
Разменялись на пороки,
Как любые дураки.

Мне мало комнаты окнатой,
Где мыслю, бодрствуя и спя.
Чтоб стать великим очень, надо
Искать все точки вне себя.

Все равно эпохе свойственно
Бесноваться, ощетинясь,
Чтоб сменить проблему СОБСТВЕННОСТЬ
На понятье ОЩУТИМОСТЬ.

Первые выкурить хотят папиросу,
Вторые — обладать миром,
А хорошей девушке хотелось просто
Спать со своим милым.

Я увидал на небосклоне
Шестнадцать красных облаков,
Они спасались от погони
И защищались от врагов.

А не хочется расставаться
С миром образов и идей.
Эх, заняться бы реставрацией
Жизней умерших людей.

За то, что Глазков
Ни на что не годен,
Кроме стихов,
Ему надо дать орден.

Ежели посеешь рожь,
Будут деньги у тебя.
Ежели посеешь грош,
То не вырастить рубля.

Я лучше, чем Наполеон и Цезарь,
И эту истину признать пора:
Я никого на свете не зарезал,
Напротив, резали меня редактора!

По небосклону двигалась луна
И отражалась в энной луже,
И чувствовалась в луже глубина, —
Казалось, лужа в миллион раз глубже.

Я иду по улице,
Мир перед глазами,
И слова стихуются
Совершенно сами.

Так слагают стихи от незнанья
Про пиратов, забытых давно,
Или про черноземное знамя
Анархиста бандита Махно.

Я научен внемирным опытом.
В мир, который нехорош,
Пришел и пропадаю пропадом,
И в то же время ни за грош.

Трамваи как будто по ветру идут:
Вопросительным знаком неким.
Неизвестность себя проявила и тут:
Номера засыпаны снегом.