Николай Глазков - Избранное

У берега моря б ы л лес,
Вид леса был морю несносен.
И волны зеленые бились
О корни соленые сосен.

У меня был брат. Его звали Кора.
И он не был похож на витязя.
И захочет господь, мы увидимся скоро,
Не захочет господь, — никогда не увидимся.

В безумный век войны эпоховой
Живу и не стригу бород.
Для дураков я шут гороховый,
Для мудрецов — наоборот.

Твоя душа позаросла крапивой,
Она — пустырь!..
А я — я человек трудолюбивый
И богатырь!

Он был в стране отцом любимым
И мудрецом из мудрецов.
Однако счел необходимым
Детей оставить без отцов…

Питая склонность к скатертям,
Тевтоны их забрали много,
Зато для них ко всем чертям
Открылась скатертью дорога.

Он хочет порох держать сухим,
Его намерения самые чистые,
Но он этот порох вставляет в стихи,
А стихи у него водянистые!

А вы бы могли бы
Постичь изреченье:
Лишь дохлые рыбы
Плывут по теченью!

Я, проходимец или оборванец,
До пошлости житейской не дорос.
Меня всю жизнь хотели оболванить,
Но, к сожаленью, им не удалось.

Так молотом плющат железину,
Так гибель встречают колоссы,
Так женщина смотрит на женщину,
Так палки вставляют в колеса!

Лень, говорят, — мать всех пороков.
Понятна мне ее гордыня:
Детей-пороков очень много,
И лень давно мать-героиня!

Оружьем станут пусть стихи,
Они подобны подвигу,
А мы рифмуем пустяки,
Что подвернутся п о д руку.

Из рюмочек хрустальных и стеклянных
Я коньяки и вина часто пью,
Но не люблю, не уважаю пьяных,
А трезвенников — тоже не люблю!

Возможно, будет речь моя резка,
Но, полагаю я, не все едино:
Так, осетрина — это не треска,
Треска — не осетрина!

Над ним невзгода не нависла,
Везло ему и до, и после:
Он счастлив был, когда женился,
И счастлив был, когда развелся.

Увидя телеграфные столбы,
Один балбес решил, что это лес,
И начал возле них искать грибы.
То был цивилизованный балбес.

Лев одолел могучего жирафа.
Лев — царь зверей, ему почет и слава!..
Но царь напрасно так самодоволен:
Поверженный жираф был тяжко болен!

Жил да был один кувшин,
Он хотел достичь вершин,
Но не смог достичь вершин,
Потому что он кувшин.

Свинья однажды продала пушнину,
Купила иностранную машину
И стала ею сокрушать тайгу.
Такой свиньи одобрить не могу!

Сапожное полезно ремесло,
Как сбор плодов и производство стали;
Но человечеству б не повезло,
Если бы все сапожниками стали!

Вы восхваляли и прилежно хаяли
Сумбурное теченье наших лет.
Эпоха… Превосходная, плохая ли, —
Но у меня другой эпохи нет!

Золотистый маленький кусок
Море выбросило на песок.
Оказалось: не янтарь — стекло.
Даже море обмануть могло!

Он помнит чудное мгновенье
Не пьянства, а опохмеленья
Лишь потому, что очень часто
Не помнит он мгновенье пьянства.

Проснулся критик утром рано,
Прочел немало разных строк,
Но гения от графомана
Он отличить никак не мог!

Когда температура падает
И увядает первый лист,
То этот факт меня не радует,
Хотя я в общем оптимист.

Его трагедия не в этом,
Что он родился не поэтом;
Моя трагедия не в том,
Что я прославлюсь, но потом!

Сужу по людям, по поступкам:
У каждого свой потолок,
А он взобрался по уступкам
И воду в ступе потолок.

Про него ничего такого
Не хочу говорить плохого,
А хорошего — не солгу —
Про него сказать не смогу!

В осенний день и в летний день
От Магадана и до Юрмалы
Встречал я множество людей,
Совсем лишенных чувства юмора!

И неприятности любви
В лесу забавны и милы:
Ее кусали муравьи,
Меня кусали комары.

Из тысячи досок
Построишь и дом и шалаш;
Из тысячи кошек
И льва одного не создашь!

Шебуршит колючий снег.
В стужу и во мраке
Мерзнет бедный человек —
Лучший друг собаки.

Крыловская лиса вошла в один
Уральский ювелирный магазин.
Взглянув на цены, повздыхала тут
И заявила: — Зелен изумруд!

Я поэт. Уже издал пять книг.
Над стихами колдовал подолгу.
А у бога только ученик,
Получивший первую пятерку.

Зачем нужны стихи? Кому какая польза
От ритма, рифм и прочих пустяков?
А вы попробуйте запомнить столько прозы,
Сколько на память знаете стихов!

Пускай всегда на глаз или на слух
Нам больше нравится один из двух;
Но оттого, что соловей хорош,
Отнюдь не следует, что плох петух!