Татьяна Аксенова - Рябины на снегу

Чаи травяные – деньки ледяные,
Деньки ледяные – светёлочки лубяные,
Светёлочки лубяные – ой, речи-за́говоры льняные,
Так и льнут к молодецкому сердцу=то.

Источают уста-тко их бражные,
Медвяны́е – хмельные:
Не целуют – чаруют,
Не воркуют – воруют
Ретиво́-то сердечко, отважное…

Травят как снежного барса —
Для форса
И из-за шкуры: мой стих, ни на что не похожий —
Белые полосы с редким рисунком тигриным —
Ревность они возбуждают и чёрную зависть…

Зал застелить этой шкурой,
Чтоб морда лежала
Глаз голубых остекленьем и хищным оскалом
К тем, кто заходит и к тем, кто выходит из зала,
Чтоб о себе восхищённую память оставить…

Как он бежал, этот зверь, заливая снежиную пропасть
Кровью своей, словно пятна гвоздик рассыпая!
Как он сливался с ландшафтом – не ярость, а – робость!
Просто стелился позёмкой и крался по краю…

Как он спасал драгоценную, редкую дикость —
Сердце, что «бухает» в горле и виснет как зуммер!
Как он лежал, задыхаясь?.. И – нате ж, поди-ка —
Не пожалел ни один, ведь живой-то он —
«непредсказуем»…

Травят как снежного барса: «Ату, её, люди!
Фас её, псы! Цельте клювами в очи, сапсаны!»
…И никогда уже больше любви в этом мире не будет —
Шкура, в снежинках когда-то, да мёрзлые сани…

За что покупают – за то продают:
Поэту ни жить, ни уйти не дают.
Евтерпа во мне вызывает протест,
Как осень – окрест…

Но с тем же кошмаром, но с той же нудьбой,
Туманом ли, паром, бульварной ходьбой,
По лужам, по нуждам, по кру́жеву рук —
Всё – замкнутый круг!

К чему приведёт он? К началу конца?..
Как рот ни обмётан, судьба – прорицать.
И некуда деться от ритма, от рифм —
Душа по другому-то не говорит!

И не удаётся без боли в строка́х
Пока сердце бьётся как птица в силках,
Пока ему Словом терзаться дано —
Всё это должно быть запечатлено…

Как рвота – моё неприятье стиха!
Как рот ни обмётан – не время стихать.
Он в горле клокочет, он в пальцах горит,
Ведь Бог по другому-то не говорит.

У старой скорби – новое лицо,
У новой песни – старое названье…
Мне грезится – с твоей руки кольцо
Надето на меня окольцеваньем.

Скатилась под ноги Луна и я шепчу:
«Не подрезай мне крылья, мой любимый!
Я всё равно однажды улечу
И, всё равно, как снег, невозвратимо.

Что мне – кольцо? Что мне твоё кольцо,
Морозящее холодом металла?
Я запрокину нежное лицо.
Ты взмолишься, чтоб я не улетала,

Но подо мною – полная Луна:
Мани́т магнит неодолимой силы.
Я – птица. И должна лететь одна,
И промедление – невыносимо.

А по кольцу ты сможешь угадать,
Что я живу по замкнутому кругу.
Сними его, попробуй волю дать,
И ты поймёшь, что́ можем дать друг другу!

Здесь, подо мною, звёздные миры,
Вдруг разверзается живая бездна…
Непоправимы правила игры.
И я в твоих объятьях не исчезну.»

У старой скорби – новый персонаж,
У новой песни – старые куплеты…
Вновь запорхает беспощадный, наш
Снег, сердце леденящий даже летом…

Белой панной, чёрною мадонной,
Распустив крылатый плащ, парю —
Листик банный в глубине бездонной
Неба, стынущего к сентябрю.

Хладен ковш и звёздною монетой
Переполнен. Сыплет через край!
В жизни мига сладостнее нету,
Чем рождаться и не умирать…

Белой панной, чёрною мадонной,
Нагнетая в низких душах страх,
Быть желанной бездне полусонной
И летать листочком до утра.

Чур, меня, манящие светила,
Звёздный ковш, исполненный мечты!
Я ль не крепче крепкого любила?
И меня ль не пре́дал, милый, ты?

Бочку бондить не труднее будет,
Перелёт-травою ворожить,
Чем страдать, как довелось МНЕ, люди,
Как пришлось земную жизнь прожить!..

Лист берёзы с веника парного —
Вот – кто я – на донышке ковша…
В этой жизни ТАК любить – не ново,
Не любить – не вынесла б душа.

Белой панной, чёрною мадонной,
Руки разметавши, полечу!
Даль – туманна, ветрены – затоны,
Лишь пустынный берег – по плечу.

Мне карты не врут. В Сочельник
Вожу кругами расклад.
Вокруг – темнота да ельник,
Пушистый сосновый хлад…

Луна, отражаясь в снеге,
Горой самоцветов ждёт:
Когда же придёт Онегин?
Не во́время он придёт…

Круги колдовских инверсий:
Снимаю с правой руки
Свой маятник – верный перстень,
Созвездиям вопреки…

А то – за подъездом брошу
Сапог и свечу зажгу:
Смотреть на тебя, прохожий:
Что скажешь по сапогу?

Пройдёшь, чертыхаясь, мимо?
Возьмёшь ли, повертишь: «Да…
Подмётка моей любимой,
Некстати, совсем худа!

И – вот: каблуки сносила.
Знать, грызла железный хлеб…»
Дарует слепая сила
Прозренье тому, кто слеп!

«Татьяна!» – Онегин молвит…
Последний замкнётся круг.
Зигзагами звёздных молний
Обнимемся поутру…

Бредо́во, героями оперы,
За Пушкиным – Блок и Бальмо́нт
Под хлопанье пробок без штопора,
Овации, крики: «бомонд!»

Не сходят со сцены! Сатурнами
Сияют, созвездья поправ…
Преемственность литературная
Как преобретение прав

Последней инстанции истиной
Царей ли, вождей – всё равно! —
Смущать сколь прицельно, столь пристально,
Жемчужное бросив зерно…

Героями оперы наново,
Знамение времени в них,
Звучат силуэты Ива́нова,
Цветаевой и Петровы́х.

Войной ли, страной ли израненным,
(Везение, если – изгой!)
Есениным и северяниным
На смену родиться другой.

Бредовый, как все, изувеченный,
Не знавший ни ночи, ни дня…
Неужто же делать нам нечего,
Как только стихи сочинять?..

Не сходим со сцены! Сатурнами
Сияем, законы поправ…
Преемственность литературная —
Плохая, по сути, игра.

Плевки вытирая, оболганы,
Богема – знаменье времён!
За Слуцким, за Рыжим, за Болдовым —
Лишь перечисленье имён.