Татьяна Аксенова - Рябины на снегу

Закатилась звезда его:
И певцом, и во сне…
Я – Марина Цветаева.
Эта мера – по мне.

Что колодец без дна.
Я давно – суеверная,
И подавно – одна

Средь созвездий затеряна.
Ярче прочих горю!..
Райнер, я не уверена,
Что с тобой говорю…

Заклиная звезду твою,
Обнимаю, как думаю.
Только ты – не молчи!

Будь мне добрым советчиком,
Другом – больше! – родным
Братом, мужем невенчанным,
Эхом – долгим, как дым

От пожарища горнего,
Что в чистилище – лют…
Райнер, выпьем отборного,
Ибо там не нальют!..

Я одною из ста его
Поцелую уста.
Я – Марина Цветаева:
Мне остаться – отстать…

Знаю, меркой надгробною
Даже формулу пробную
За Творца не соткать.

Этот мир – он – изнаночный.
В нём – кто мёртвый – живой…
Шлю письмо тебе – с нарочным:
Со своей головой.

Синицы примёрзли на тропках…
Прикрыв рукавицей лицо,
Бегу я и шибко, и робко
Сквозь жёлтое это кольцо.

Боюсь раздавить ненароком
Лимонные дольки в снегу.
Всё – боком, сама, всё – наскоком,
Вприпрыжку от ветра бегу…

Вприскочку по наледи мразной,
Закрывшись ладонью от слёз,
Бегу я по однообразной
Тропе каблуков и колёс,

Тропе, из подошв состоящей,
Из втоптанной в землю травы.
Сама себе ненастоящей
Кажусь. Нереальной, увы.

Глотаю то жёсткий, то горький
Всё склеивший холод. И вот
То с горки лечу, то на горку,
И нос прикрывая, и рот…

На лютые мчусь я смотрины.
Цветастое платье на мне.
Цветаева птица Марина,
Нахохлившись, ждёт в стороне

И мне улыбается, машет:
«В могиле ещё холодней!»
И я этой правдой вчерашней
Согреюсь на множество дней.

Мы в жизни с ней – те же синицы,
Которым дрожать – не дышать:
На ветку, прозябнув, не взвиться,
За пазуху не убежать…

Со мной случилась… жизнь
Мне как Сизифов труд,
Как неподъёмный крест:

Неси его, держись,
Марина иль Татьяна.
Авось, не отберут!
Авось, никто не съест!

И семенят, пыхтя,
С авоськами счастливцы…
Плевков не утереть!

Не отвернусь… Хотя
Паденья не боюсь.
Позволь мне претерпеть

До самого конца,
Создатель мой несчастный!
Со мной случилась жизнь?
Так я её влачу,

Не отвернув лица
От дождика, что часто
В руке моей дрожит,
Стекая по плечу…

От дождика, что льёт
За шиворот – на шею,
И слёзы, и плевки
Смешав в один поток!

Я в этот мой полёт
Как Бог похорошею —
Следы мои легки,
У них один итог…

В руках моих – дрова
И я на них дотлею?
Нет! Брошу в печь, связав.
Пусть греют и горят.

Покроют Покрова
Всё то, о чём жалею,
О чём не говорят…

Со мной случилась жизнь.
Счастливый этот случай
Сумею оправдать
Без треска и тоски.

Взлетаю, опершись
На виноград колючий,
Как лучики – звезда,
Расправив лепестки…

Помни: я – это яд.
И ко мне приближаться – смертельно.
Территория надбытия.

Протянутых встречно – нарушил,
Тот за круг заступил, обречённый
Обручником быть,

И – готов! Просто я НЕ
Готова спасти его душу…
Он по кругу пойдёт,
За рукой, подаянья просить.

Подавая ему вдохновения и озаренья,
Звездопада приго́ршни
И низку рябиновых бус,

Я стою у воды на коленях, уткнувшись в коренья,
Пью, хоть нет её горше!
А я всё никак не напьюсь…

О, гордыня моя! Отчего всех смиренней и жальче
В чёрствых робах – поэты?
В безымянных и тесных гробах?

Помни: я – это яд, приближающийся – дальше,
дальше!
Воздух мной напоён, дом пропах.

Что тебе – до меня?
Прокажённой судьбы не отрину.
Я – стихия: Марина,
Разбиваю свой день ото дня

В щепки, в брызги – о рифы.
И стою с рукавами пустыми…
Не зови. Не кричи моё имя!
Распадаются слоги на рифмы…

Наспех сброшены листья:
– Возвращайся, живи!..
Не добьётся любви.

Оттого её горечь
Разъедает сердца́,
Оттого её горе,
Точно крест – до конца.

До конца безначальный,
Сверхпровидящий взгляд.
Из Парижа, случайно,
Нет дороги назад.

Нет пути, нет дороги
Сердцу русскому – вспять…
Удаётся немногим.
Ну, а многих – не снять

Ни с крюка, ни с рябины,
Ни с креста – так прильнут!
Словно руки Марины
Обнимают страну…

Чаи травяные – деньки ледяные,
Деньки ледяные – уста медвяны́е,
Уста медвяные, да бражные:

Целуют – чаруют,
Воркуют – воруют
Рети́во сердечко. Овражьями,
Степями-болотами,
Костями-ломо́тами
За ними – в огонь, на край света ты!
Да всё – полукружьями,
Дремотами-стужами
За той колдовскою беседою:

«Все тошно́ты, все нудо́ты,
Отвороты-привороты
Отженитесь от раба Божьего Николая…

Не сама я помогаю —
Деву Марию призываю,
Всех святых и двенадцать апостолов…

Восходила Божья Мать на гору Елеонскую,
Спускалась к подножию моря Солёного, рекла:
– Господи Иисусе, о рабе Твоём Николае
Молит Матерь Твоя, ако заступница —

От худого слова, от дурного глаза!
Или наслана другая какая проказа —
Тут вам не ходить,
Белого тела не сушить,
Черво́ной крови́ не мутить,
Жёлтой кости́ не ломать —
В топях-болотах своих погибать!
Заклинаю вас сонмом святых
И двенадцатью апостолами —
Изыдите от чёрного волоса,
От низкого голоса,
От синих очиц,
От худых ключиц,
От отроческих плеч
И ото всего, что ещё можно сберечь —
С черепочка, с животочка,
С хоботочка и с лобочка
Рождённого, крещёного,
Молитвенного раба Божия Николая. —

Ну, должно помочь
В новолунную ночь…»