Елена Булатова - Эрмитаж памяти

Курьи ножки там полоскались,

Убежавшие из избушки.

И нетронуты залежались

Присоленные хлеба краюшки.

От простуды куриного супа

Наливала мама тарелку

И, нарезавши зелень мелко,

Подвигала, кто носом хлюпал.

Мама, мама, не от простуды

Носом хлюпает дочь твоя.

Скоро девять, как я оттуда.

Девять лет, как из дома я.

(01.08.06)

Удача. Вышла – небо в облаках,

И дождик прыснул три-четыре капли.

И цапля прилетела воровать

Рыб золотых – изящнейшая цапля.

Пушистое перо брильянтом увенчай,

Укрась черноволосую головку.

Графический контраст портретом сочетай,

Не смазавши полутона неловко.

И будет при свечах мгновение сиять

Незамутненным долгою зимою.

А цапля улетит. И не вернется вспять

Та дева нежная, придуманная мною.

(02.08.06)

А около шести зашелестел

Вечерний ветерок, делясь прохладой.

И день на вечер с ним перелетел,

И прятаться в домах не надо.

Последние лучи уже легки,

Лицо ласкают лапками младенца.

И птичьи голоса приглушенно тихи,

И ночь приблизилась, в глаза окон глядеться.

(03.08.06)

Паук, удав – растущие долги

Опутали и в кольцах придушили

Несчастное семейство.

И утром встанешь с правильной ноги,

Или с другой – напрасно мельтешили

Приметы ротозейства.

Вьюном вились, ласкали взор и слух,

Заманивали сладкими речами

Сирены агитпункта.

Закончилось кино, экран давно потух —

Ни проблеска впотьмах не замечали,

Просрочивши минуты.

Соблазны отовсюду – в них все зло.

И не захочешь – клюнешь на приманку

Талантов лицедейства.

Рекламой на крючок – и подсекло.

Не золото в песке лежит – обманка.

Ай, караул, злодейство!

(04.08.06)

А младший мой нашел работу —

Пришлось побегать, поискать.

И с плеч долой одна забота —

По мелочам не опекать.

И так осмысленно стараюсь

Унять назойливую прыть,

И постепенно избавляюсь

От страсти поруководить.

И в позу кролика вставая,

Прошу в момент очередной —

Я ни на что не намекаю,

Но – лишний раз звони домой.

(05.08.06)

Обнимают запахи опять.

Утром, днем и вечером росистым

Только отправляюсь погулять,

Окунаюсь в облако душистое —

Розовым потоком льется с крон.

По-особому волнует осыпь бурая —

Отдаленный колокольный звон

Чудится – все ближе осень хмурая.

А покамест теплый аромат

Продолжает жизнь – не умиранье,

Я вступаю в розовевший сад

Каждый день на первое свиданье.

(06.08.06)

Обветшалый дощатый стол и скамья,

Посеревшая от непогодья,

Встречи ждут, как ушедшего сына семья,

С полугодья и до полугодья.

Мы приходим и чаще садимся за стол,

На семи ураганах стоящий,

Чем проведает сын. За моря он ушел —

В переулок, на жизнь отстоящий.

Утешаем себя – не дорос он пока

И не понял, как близкие хрупки.

А туда, где скамья, и струится река,

Мы придем на субботней прогулке.

(07.08.06)

Иссохло. И самой надоедает

Жевать изжеванную жвачку бытия.

Но белка по забору пробегает,

Но птица над дорогой пролетает,

И где-то есть друзья.

Достану из волшебного горшка

Надколотого крохи сновидений,

И кошек из холщевого мешка,

И дом в Муранове на Новый год – виденьем.

И факелов огонь и дым в снегу,

И кегли – бег шаров по коридору.

И ужин за столом во флигеле. Орду

Голодную, усевшуюся хором.

И Пигарев Кирилл займется осыпать

Изящной бранью молодых адептов

И обойдет меня своим приветом,

И не пойму, как это понимать.

От молнии сгорел. Кирилла нет.

Давно рассыпалась орда адептов.

Лишь сообщенья телеграфный след

На глади памяти царапнул где-то.

(09.08.06)

На рисовой бумаге нет следов

От пролетевшего вдоль ночи мотылька.

Но калиграф, взяв кисточку, готов

Черкнуть иероглиф на белизне листа.

И черной туши след извилист и красив,

Порханьем мотылька обрывисто узорчат.

И вещно проявляется извив

Изящной мысли, тушью не пороча.

(10.08.06)

Напитайте же медом, вином напоите —

Я от страсти сгораю свечой восковой.

Моя жизнь раскачалась на тоненькеой нити,

Будто маятник дяди Фуко золотой.

Может, это Вильмонтовы злые романы,

Может, лета пролет из июня в конец.

Ветры сводят с ума – мистрали и ураганы.

Суламифь и Далила – классический в том образец.

Истонченною нитью, чуть заметна,

Проявилась и исчезла паутина.

Догорает августейшее лето

Как-то слишком жарко и противно.

Жизнь становится возможной лишь ночью.

Лай ворон сменяет грохот цикадный.

И Луна глядится очень порочно,

Будто блин облизнулся плотоядно.

Собаки лаяли, и бросилась в бассейн,

С себя смывая ярость пробужденья,

Ночь беспокойную, остатки снов и тень

Неудовольствия от перевозбужденья.

Еще газон не принялись косить,

Гремя в убой, верзилы-работяги.

И проявляется тонюсенькая нить —

Та, что потом проснется на бумаге.

(11.08.06)

Шикарная дама свой маленький сад

С метлою в руках убирает прилежно —

Всклокочен вихор, замороченный взгляд,

И грохот повсюду несется железный.

С утра – понедельник. И прямо с утра

Уборка. И стирка, и суп, и салаты,

И что-то на ужин. И снова слова

Хотят прошибить слой искусственной ваты,

Заложенной в уши в попытке унять

Потоки извне ритмизованной жизни.

Скользнут незаметно вьюнами и слизнями

Сквозь шоры пробьются, заполнят опять.

Заброшено все – и уборка, и суп

Кипит, не заправлен, несолен – впустую.

Смеюсь и реву я, сержусь и ликую

В чаду понедельника. Полный отлуп.

(13.08.06)

Кольцо замкнулось. Тот Лисицкий бор,

Что принимал семью двадцатилетьем раньше,

Раскрыл ворота, продолжая сбор

Семейный наш. И это ли ни счастье?

И сосны так же запахом смолы

Заманят в бурелом чащобы,

Где на опушке белые грибы

Не тронуты, чисты, здоровы.

И лошади все там же седока,

Неловкого еще, ждут терпеливо.

И вдаль плывет спокойная река,

И тростники качаются сонливо.

И теплый дух Лисицких вечеров

Нахлынет вдруг из памяти незваный

Сквозь дверь – открылась в прошлое нежданно

От сказанных по телефону слов.