Иван Гусаров - КИЧЛАГ

Сапоги, конечно, не из хрома,
Но послужат долгий срок,
Сам я родом из детдома,
От статьи отмазаться не смог.

Адвоката приставило начальство,
Не смог судью он озадачить,
Мне предлагает государство
За детдомовскую пайку отбатрачить.

Обменял на сахар сапоги
И на кучку разных сладостей,
Не ел в детстве пироги,
Видел много гадостей.

Тащу арбу, как бык,
Вожу горячие детали,
Я с детства к карцеру привык,
Часто в темную сажали.

Бригада будет рада,
Новичок уперся рогом,
Я – как гильза от снаряда,
Качусь по лагерной дороге.

Сучий не писать диктант,
Влиться в лагерное братство,
Я на зоне вечный арестант,
Больше некуда податься.

Я от кузницы оглох,
Как в самолете суперскором,
Лучше б я в пакете сдох,
Что нашли когда-то под забором.

Белеет ниточка вольфрама,
Свет не гасят никогда,
К концу подходит драма,
В пойке булькает вода.

Воровская выбрана дорога,
Святое дело – чифирнуть,
Соблазнов в жизни много,
Тернист, неровен путь.

Завтра примет осужденка,
Приговор готов в суде.
Прощай, подруга шконка,
Прошлась ты тихо по судьбе.

Прощай, стреноженный кичман!
Отпустят шлюзы за порог,
Жизнь – отложенный обман,
Все больше рельсы поперек.

Свет не гасят никогда,
Чифир поставили на кон,
Везут этапы поезда,
Не спит столыпинский вагон.

Столыпин тоже пьет чифир,
Он этапу очень рад,
На вахте дремлет конвоир,
Обнял служивый автомат.

У нас пошла по кругу пойка,
Чифир глотают без нажима,
Ждет размеренная двойка,
Зона строгого режима.

Белеет ниточка вольфрама,
Как ни старайся – не задуть,
От кичмана и до храма
Нелегким будет путь.

Свидетель правильно ласит,
Фемиде гонит сказки,
Два петра статья гласит,
Надо думать об отмазке.

Народу – целый коллектив,
Родня – для чувства локтя,
Прокурор увидел рецидив,
Влил немало дегтя.

Опер выступил из МУРа,
По полной грузит тоже,
Подельник мой – Фигура,
Сидит и строит рожи.

Один за всех отмазку пру,
Смазал важные детали,
Обвиненья все не по нутру,
На трешник за день наболтали.

Сказал бы бюргер «швах»,
Но впрягся адвокат мой смело:
«Подзащитный мой не при делах,
Шьют ему позорно дело».

Конфуз вышел по ходу прений,
Терпила – песенный фонарщик,
Он не знал глубокой фени,
На меня кричит тюремщик.

По делу прекратились прения,
Терпиле нечего сказать,
Москвич в пятом поколении,
Просит примерно наказать.

Судья захлопнул том,
Ему на доску наши рожи,
Каким огреет он кнутом –
Узнаем на часик позже.

Глаз натянули на задницу,
Всем надо видеть лесть,
Евреем он был по отцу,
Моисеем представили здесь.

На сцене смеялся, печалился,
Сыграл и спел все, что мог,
На зоне, вроде, не чалился,
За лавровый бился венок.

Писал относительно мягко,
Боялся убойного ринга,
В бок кольнула булавка,
Но только не острая финка.

Жалел распятого Христа, –
Тянут страдальца на Мессию,
Не закрывал на работе рта,
Спасал от нечисти Россию.

По понятиям он ссучился,
Записан в редкие страдальцы,
А он с похмелья мучился,
В рот засовывая пальцы.

На манекен натянут пальто,
Поставят по паркам, аллеям,
В России ты – никто,
Если не родился евреем.

Себя скоблил полгода,
Уперся в основателя Петруху,
Много было разного народа,
Русским надо быть по духу.

Растратил безвольно силу,
Остался в душе полукровкой,
Не вытянул русскую жилу,
Хоть извивался веревкой.

Я скоро приеду, мама,
Молодой, свободный, довольный,
Звон колокольный из храма –
Праздник великий, престольный.

Поставлю за здравие свечку,
Бог мне один судья,
Посижу один на крылечке,
Мне чужая досталась статья.

Фарисеи твердят о законах,
Большие чины и сошки,
Полно невиновных на зоне
Хлебают из лагерной плошки.

В камерах тесных и душных
Дают мордобоя уроки,
Страна слепых, равнодушных
В большом погрязнет пороке.

Не «с Богом» кричат, а «к черту»,
Сатанеет вся вертикаль,
Создали такую когорту,
Что льет на закон фекаль.

Я вернулся из лагеря, мама,
Прошел мандраж и испуг,
Буду двигаться прямо,
Порочный отбеливать круг.

Правду не любят законы,
Токуют кругом глухари,
Мундиры не держат иконы,
Готовь на крайняк сухари.

Плотно придется молиться,
Богу нельзя попенять,
Чтобы в двери ломиться
Честь свою отстоять.

«Есенина видели пьяным», –
Ползет шепоток, шурша,
Не был Сережа бакланом,
В просторы рвалась душа.

Доставляли, бывало, в участок,
В скандалах погряз, кутеже,
К криминалу не был причастен,
Не замечен был в грабеже.

Кабацкая пелась Москва,
Было что-то в нем напускное,
Шумела в дубравах листва,
Сердце болело весною.

Талантливый Божий раб,
Он мало писал про Ленина,
Поэтом сисястых баб
Прозвали Сергея Есенина.

Не дал ему город крова,
Бульдожьей не было хватки.
«Околела в деревне корова»
Запишет намедни в тетрадке.

Родину честно славил,
Она тебе будет сниться,
Ты б добровольно ее не оставил,
Страну березового ситца.

Город разбойник и вор,
Совесть его не гложет,
Зачитали тебе приговор
Продажные красные рожи.

Неведомо тем подонкам,
Что под друзей косили –
В любой захолустной сторонке
Будут помнить тебя в России.

Отпустите мальчишек домой,
Им надо по-новой прожить,
Им надо гулять под луной,
Девочек надо любить.

Заблудших детей простите,
Милосердными быть пора,
На волю их отпустите,
Для них это – просто игра.

Упраздните суровые меры,
Будьте детям друзья,
Со взрослых берут примеры.
Бог вам помощник, судья.

Дорогие мальчики, девочки,
Страшен первый срок,
Впитают тревогу зрачки,
Не пройдет безоглядно урок.