Иван Гусаров - КИЧЛАГ

Дома сварю перловку,
Классная выйдет каша,
Повезу ее в столицу,
Пусть знают наших.

Масла добавлю в массу,
Свободы не видеть век.
Европеец скорчит гримасу,
Африканский похвалит зэк.

Не ел он перловую кашу,
Больше бобы да бананы,
Пусть помнит мафию нашу,
Зачищу у негра карманы.

Богатенький негр-турист,
Легкий исходит хмель,
Путь его будет тернист –
Исчез из кармана шмель.

Куда он без денег, бедняга,
Суперкарманники наши.
Такая случилась бодяга,
На перловой замешана каше.

Каши брось, баландер,
Хозяину съем в угоду,
Новый построю шатер,
Скоро уйду на свободу.

Нету легкости в стихах,
Все больше тянет к прозе,
Мозоли вздулись на руках,
Руки стынут на морозе.

Торчат макушки из траншеи,
Проверять придет десятник,
Горячий пот бежит по шее,
Парит тяжелый ватник.

Накрылся кабель на промзоне,
Холодный ветер в грудь,
И даже вор в законе
К траншее вышел чифирнуть.

Не просит кабель каши,
Ну и пусть лежит любезный,
Тяжелый душит кашель,
Не поддается грунт железный.

На миг закрою веки,
Лопат и кирок стук,
Долбят землю зэки,
Летит на волю звук.

За забором тише звуки,
Дворник чистит тротуар,
Воровские знает он науки,
Сам недавно снялся с нар.

Перекид готовит дворник,
Набор из прочного металла,
Он приходит третий вторник,
Ждет условного сигнала.

Пот бежит по шее,
Тесно в узкой щели,
Сверток падает в траншею,
Достигнет передача цели.

Жалеть и грустить уже поздно,
Удачливы были, молоды,
Сейчас воровские звезды
На обоих предплечьях наколоты.

Пройдешь зоны крытые –
Кололись в ответ купола,
Открывались двери закрытые,
Большие решались дела.

Генералы закрытого мира,
Большие у вас острова,
Тема помина эфира,
Статус теряет братва.

Легко загнать под кровать,
Получить исконный ответ,
Малина для многих не мать,
Понятия сходят на нет.

Ослаблен во многом спрос,
Педофилы прут косяком,
Беспредел – открытый вопрос,
Проблемы, как снежный ком.

Традиции – тоже политика,
Нести их нелегкий груз,
Спокойной должна быть критика,
Козырным останется туз.

Генералы закрытого мира,
Большие у вас острова,
Столица за вами, Пальмира,
Верит в успех братва.

После ходки сменились планы,
Густой забодяжил деготь,
Писанулся дурак в графоманы,
Руки в стихах по локоть.

Просит братва почитать,
Тиснуть в стихах письмецо,
Тяжело хорошему стать,
Унижение и грязь в лицо.

Честный просят рассказ,
Сучьих планов громадье,
Залетит ГУЛАГовский Пегас
Посмотреть на деяние свое.

За пайку не бьется братва,
Система калечит души,
За свои воюешь права,
Отведут пятачок на суше.

По кайфу пошла писанина,
Редко читает зэк,
Надоела ему осетрина,
Решил податься в побег.

В землю воткнул лопаты
Отряд невольных копателей,
Двинутся скоро до хаты,
Страх обуял издателей.

Уши прижали зайцы,
Холуйство в большой цене,
Писанина сводит пальцы,
Борозду веду в целине.

Поэт больше, чем поэт,
Льет писака комплимент,
Там светлый кабинет,
Здесь с винтовкой мент.

«Поэт» звучит как «привет»,
Без долгой протяги,
Братве привез ответ:
«Как дела, бродяги?»

Не меняется суть вещей,
Ведут на зону и Петровку,
Кто хлебанул хозяйских щей,
Тот правильно съест перловку.

Рвутся с ремней собаки,
Течет по стенам деготь,
Считают прибыли писаки,
Руки в сборниках по локоть.

Где ты, больше, чем поэт?
Смердит лагерная копоть,
К улучшению сдвигов нет,
Руки в крови по локоть.

В стихах я полный анархист,
Вышку ожидал в подвале,
Не любят хулиганский свист
В большом, серьезном криминале.

Перемены приняла бакланка,
Тонкие плетет узоры,
Поджидают инкассаторов у банка,
Передернули грабители затворы.

Бакланка тихо умирает,
Меняет платье девка,
Деньги тоннами стирает
Пустая фирма однодневка.

У детей жестоки игры,
Множат козыри свои,
В криминал приходят тигры,
Родились в год змеи.

Детки ушли в расчет,
Кидают зеленые юнцы,
Ополовинят виртуально счет,
Не найти до смерти концы.

Бакланка – достояние музеев,
Молодняк магнитит слово,
По-крупному кидают ротозеев,
На кону – рублевая основа.

В криминале полная анархия,
Непредсказуем преступления состав,
У каждого своя епархия,
Свой непризнанный устав.

Гуляет свежий ветерок
По крышам и тюремным дворикам,
Написать письма листок,
Тихо посидеть за столиком.

Сам себе философ и историк,
Открыта пачка сигарет,
Превращен тюремный дворик
В рабочий тихий кабинет.

Голуби воркуют на карнизе,
Небо отливает синевой,
Ветерочек в легком бризе
Шелестит зеленою листвой.

Теплая и ранняя весна,
Принесли ее на крыльях птицы,
Памяти натянута струна,
Шелестят, исписаны страницы.

Налетела тучка мимолетна,
Дождь простукал по карнизу,
Сторона закрыта оборотна,
Орлом монетка к низу.

Не так легка монета,
Дождь стекает по карнизу,
Обжигает пальцы сигарета,
Гремят ключами снизу.

Сам себе философ и историк,
Дует свежий ветерок,
Опустел дощатый столик,
Закончился писательский урок.

Написал коротенький рассказ,
Небо отливает синевой,
Пролетел прогулки час,
Двери отворил конвой.

Стеклянные впились глаза,
Животные тоже плачут,
Покатилась у пса слеза,
Искорки страха скачут.

Вырвался пес из плена,
Впалые ходят бока,
Из пасти – кровавая пена,
Рана была глубока.

Не поймет затравленный пес,
За что его люди гонят,
В глазах немой вопрос,
Не принят он и не понят.

Ушел от погони пес,
Не он затеял драку,
Затяжной оказался кросс,
Покидают силы собаку.

Выгнали пса на улицу,
Бездомных пополнил отряд,
Собаки тоже сутулятся,
Веселятся, плачут, скорбят.