Борис Щербаков - Семь тетрадей. Избранное (сборник)

И за чадом, мехами укутанным,
Неусыпная няня следит.
По ветвям, от весны перепутанным,
Воробьиная стая сидит…

Ну, а вечером – просто не верится!
Это будто красивый эстамп, —
По бульвару искристому стелется
Мягкий свет галогеновых ламп.

За стволами, где сумерки снежные,
Таки и жди, промелькнет фаэтон.
Вы не видите взгляды мятежные
В гальванических срезах окон?

Вы не видите грусть и страдание
По России, утопшей в ночи?
Это стало далеким преданием,
Но горит еще пламя свечи.

Хоть теперь не сыскать городничего,
Светоч разума – он не погас.
Гоголь сам, не смущаясь величия,
С постамента взирает на нас.

Недавно город встретил тучу птиц,
Недружелюбно, холодно и хмуро.
Взглянул на них толпою скучных лиц
И отвернулся в сторону понуро…

Недавно в город, радостно паря,
Влетели птицы, гимн весне слагая.
А город мялся (рано, мол, и зря),
Весне другие сроки полагая.

А вот они, над сетью проводов,
Над грязью улиц и апрельской топью,
Не думали: готов иль не готов
Принять наш город птичию утопию.

Они влетели, будто на парад,
Тепло и дружно, будто ветер майский.
Замельтешились, – вверх, вперед, назад, —
Взирая вниз немного по-хозяйски.

Но, может быть, у них своя весна,
Свои права на этот грустный город
И сроки пробуждения от сна
И мир напополам для нас расколот?

А может, проще: мы, восторга их
И ликованья их понять не можем.
Я обернулся и… в какой-то миг
Мой город хмурый улыбнулся, ожил…

А я молчу. А мне б искать слова,
Слагать стихи, кричать об этом мне бы,
Что все-таки у нас одни права
На этот город, улицы и небо.

Мы попрощались бегло, торопливо,
Спеша домой (как будто бы спеша!).
А дождь под властью нежного порыва
Прошел по листьям, каплями шурша,

Нас не заметив, теплой майской ночью,
Мы попрощались в этот поздний час.
Мы попрощались… Нет, я не пророчу,
Но май пройдет и не заметит нас.

Еще чуть-чуть, еще совсем немного —
И нас весна оставит в стороне.
Нас не заметив, светлую дорогу
Открыв другим, кто верит ей, весне…

Не было ничего, не было.
Зачем выдумывать миф?
Весна ничего не требовала,
Она была для других.

Было иль не было – все забудется,
И тот удивительный май.
Этот сон никогда не сбудется,
Вспоминай или не вспоминай.

Ни лавочки под дождем, ни холода,
Ни губ и ни глаз твоих,
Ни сердца, чугунным молотом
Стучавшего за двоих.

Поверите ли, не поверите,
А только весна была.
Попробуйте-ка, измерейте
Радость ее тепла.

С Земли ли, откуда, с неба ли
Ты появилась вдруг,
И былями стали небыли,
И долгий замкнулся круг.

И снова ты, как открытие,
Появилась в моей весне.
Сможешь ли ты забыть ее,
Не говоря об мне?

Не было ничего, не было,
Зачем выдумывать миф?
Весна ничего не требовала,
Она была для других…

Когда бегут, спешат ночные тени,
Пугая путников, плутающих в ночи.
То увязая в тьме переплетений,
То разлетаясь, как весенние грачи.

Туман теплом объял ночную землю,
В нем даже «шорохи ночные не слышны»,
Устав от суеты, на небе дремлет
Тяжелый, аппетитный сыр луны.

Вчерашний день вечор спеша домой,
Я наблюдал окрестные селенья,
Как вдруг – о Боже! – взор усталый мой
Скользнул по храму в странном запустенье.

Обитель Божья стала храмом воронья,
Алтарь насестом служит птицам глупым.
Зияет черный вход, как полынья,
Давно травой порос дырявый купол.

Обочь – береза чахлая в пыли,
Согнулась, будто просит подаянья.
Подпорки – словно нищей костыли
И крона – будто нищей одеянье.

Но путник, ужаснувшись сим виденьем,
Спешит оставить оскверненный храм.
И если осенит себя знаменьем,
Так только чтоб забыть скорее срам.

Сворочен крест, давно ступени сбиты,
Алтарь таков – не видели б глаза,
Внутри все искореженные плиты,
Загажены святые образа.

Но разве можно время вспять вернуть?
Оно ушло, вернее, мы его убрали!
А теплоход наш продолжал свой путь,
Экскурсию по водной магистрали.

Но верю я, сюда придет народ
И храм поднимет, вновь наполнив звоном.
И возле входа бережно прибьет
Табличку: «Памятник архитектуры. Охраняется законом».

Да, луна здесь больше в сто раз,
Потому что на Севере, что ли?
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.

Пусть от неба в глазах дрожь,
Пусть там фиников всяких вволю,
Как бы ни был Египет хорош,
Он не лучше рязанских раздолий.

Даже с Эйфеля видя крыш
Черепички, я думал с болью:
Как бы ни был красив Париж,
Он не лучше рязанских раздолий.

Небоскребы – один восторг,
Высотища в полет соколий,
Как бы ни был хорош Нью-Йорк,
Он не лучше рязанских раздолий.

Вдоль по берегу – пальм бордюр,
Пью из воздуха цвет магнолий,
Как бы ни был мил Сингапур,
Он не лучше рязанских раздолий.

Я, наверное, был один,
Полагая в разгар застолий:
Как бы ни был хорош Берлин,
Он не лучше рязанских раздолий.

Пусть там даже растет мандарин,
Пусть там пагоды, что же, коли
Как бы ни был красив Пекин,
Он не лучше рязанских раздолий.

Нефть рекой средь бескрайних нив
И мустанги в зеленом поле —
Как бы ни был Техас красив,
Он не лучше рязанских раздолий.

Ах, как жаль, что не там я, что ж,
Ну да полно страдать по доле!
Как бы ни был мой стих хорош,
Он не лучше рязанских раздолий.

В лужах, палитру свою керосинью
Выплеснувших, как ведро из окна,
В лужах, смеющихся солнечной синью,
Бродит, как пиво, шальная весна.

По прошлому плача шибко,
По будущему скорбя,
Я сделал большую ошибку —
Я четвертовал себя.

Советам чужим не веря,
Желая не быть, а жить,
Я все в человечий череп
Не мог никогда уложить.