Наташа Денисова - Утром через десять веков

под каким проклятием ходим мы?

мой друг, был какой-то праздник,
сады так небрежно роняли розы.
и мир вокруг – волшебство модернизма.

иди по комнате, прочь иди.

твой город никогда не спасет юдифь,
твой город никогда не спасу и я.
а праздник длится, все фонари горят,

цветут персиковые деревья.

так притворись безжалостным старым вором,
который однажды украл картины
у этой улицы нелюдимой.

необратимо.
как все на свете необратимо.

вокруг ни одной войны,
пойми – ни одной войны.
весь год ни одной войны —
я, кажется, дохну от мира.
холодные сумерки жгут,
гонцов оставляют в живых,
обещанный страшный суд
будет на этой неделе.

аннет, ты вставай с постели,
я болен сильнее, чем ты.
мне в рёбра вонзаются рёбра
кошмарнейших страхов на свете.
откуда, аннет, ты взяла эти
дурные привычки плакать?
мне боли, ты знаешь, по локоть,
и дел – умереть, захлебнуться.
и ставок – на шесть контрибуций,
чтоб платьев купить тебе.

аннет, ты поешь ветчины,
покорми голубей.
сделай хоть что-нибудь, милая,
только вот не болей.
мне говорят ты бледна как статуя,
такая девочка – худенькая, нестатная,
я же тебя не такой оставлял.
аннет, ты пойми, расшатана
психика, воля, страна.
аннет, ты ведь там не одна,
я же вернусь невредим и цел.
знаешь, оставляй-ка ты в письмах пробел,
чтобы я целовал бумагу,
которой касаются твои руки.

аннет… если письма к тебе не приходят —
ты всё равно продолжай мне писать.
мне твои письма, знаешь, как чудеса,
как нечто невероятное.
если были б они за плату – я
продал бы полстраны.
это вот только кажется,
что мы коронованы и важны.
у меня сердце выскакивает,
рвётся на три струны,
когда я думаю о тебе.
ты самая большая из побед.

смотри: на внутренней стороне рук
холодным воздухом дышит невский
проспект.
здесь навсегда зима, и так нежно-груб
город.
и я представляю: вот ты,
устав от моих историй,
от незнакомых улиц, флагов

идешь на запад.
и проплывают субмарины
тяжелыми облаками,
по их железной коже
стекает дождь.
бледными-бледными вечерами
бегут звуковые волны.

помни, помни:

первый шаг принадлежит сильным,
все на свете принадлежит сильным.
и только любовь принадлежит слабым,
и только любовь принадлежит странным.

гнётся, гнётся, кренится глобус.
внутри вместо сердца компас.
на запад, мой друг, на запад.
на запад, мой брат, на запад.
мы будем такими завтра…
такими…
хоть стой, хоть падай.
звенит колокольчик ада
крестиком на груди.
а если и ты украден,
у этих ветров украден,
у матерей украден —
смейся и сам кради.

молитвами, снами, клятвами
усни посреди весны…
молитвами, снами, клятвами
мы все приговорены.

дыханием грейся лёгочным.
руки, руки твои холодны.

сирень так цветёт неистово
по улицам и дворам,
сирень так цветёт неистово,
и пахнет грозой, задыхается…

и время не пить – каяться,
и время не ждать капельниц.

сомкнулась земля карликом,
внутри у меня земля.
что сделать с моей веною,
к сердцу змеёй ползущею?
что сделать с моей веною,
со смертью по проводам?
ах, мамочки, наши мамочки,
зачем вы кормили галочек,
платья в горошек шили?
не доглядели мамочки
как дети теряли крылья.
за медные стёртые грошики
с асфальтом мы сделались сросшимися,
за медные стёртые грошики
мы вызываем бога.
нам сны да такие снятся,
нам сны да такие видятся,
что нефтью зрачки ширятся
от болевого шока.
и снегом усыплет рученьки,
и снегом избелит кожу нам.
моё государство коршуном
мне скармливает ничто.
моё государство коршуном
мертвит во мне всё живое.
ах, мамочки, наши мамочки,
ну кто вам теперь позволит
нас стаскивать вниз с крестов?

не возвращайтесь,
нет, не возвращайтесь
с исцелованными чужими людьми запястьями.
очарованные другими песнями,
покинутые, грустные
не произносите имя моё без устали.
и россыпью звезд выстрелит
онегин,
ленский в снег упадет лицом.
один человек говорил,
что я люблю мертвецов
и вымышленных персонажей.
но кто же даст мне такую нежность,
как поэты,
спящие в колыбелях
своих слов?
никто из них единожды не солгал,
никто из них единожды не покинул.
когда земля, где вы плачете,
замерзает, стынет, —
они укрывают её шёлком,
сотканным ангелами на небесах.
печальный гамлет приводит меня в сад:
«есть многое на свете…»
и цветущие деревья как белый град
на плечи осыпают нам белый цвет.

не рыдай мене, мати, я ушёл отпевать
сон мой.
не рыдай мене, мати, я вернусь к тебе солнцем.
я вернусь к тебе сонмом
ангелов златокудрых…
я вернусь к тебе, мати,
с гуртом
коней шалых.

не рыдай мене, мати, упаду я в колосья,
упаду я в колосья, напьюся росою,
гляну в месяца проседь —
мати, боженька просит —
не ходи ты босою.

мати, мати, мне снится всё поле,
поле бескрайнее, пахнет хлебом,
как руки твои пахнет хлебом…
горьким-горьким стеблем
полыни.
не рыдай мене, мати,
не зови да по имени,
я как смертник веками
сны мои
не можу обрящити.

мати, мати, не рыдай мене настоящего…

я один да не воин, с дружиной не воин.

я не то, чтоб от боли,
я с ветром вою,
воеводой казаков храбрых.

мати, мати, мой конь ретивый,
весь в яблоках конь ретивый…
он хрипящий, он с длинной гривой…

не рыдай мене, мати, не гляди да в оконца,
я вернусь к тебе, мати, слепящим солнцем…

только ты помолись.

*
на самом деле я знаю, конечно знаю,
что все многоэтажные дома одинаковы,
что расстояние измеряют не метрами —
сутками,
и звезды называют именами любимых
женщин.
но только женщины уходят, а звезды вечно
будут объединять легкие атомные ядра
в тяжелые атомные ядра.

*
все относительно:
ты запоминаешь, как кожа роз
летит сверху вниз,
а кто-то помнит твои холодные руки.
и в мире столько любви,
столько любви,
что, срывая сроки
очередного конца света,
кто-нибудь не выдержит,
и, достав гранату,
взорвет все наши дурацкие идеалы.
мир каждый вечер уходит спать,
и я знаю, что очень мало
теперь думаю о тебе.
но вот представь:
тепло, которое миллионы лет
пробиралось к звезде HD 496
столкнулось с отрицательной теплоемкостью.