Тимофеева Наталья - Холсты

Неяркий день погас в окне,
Стучит простуженная ветка.
Как черный всадник при луне —
Тень от рояля на стене,
И шаль забыта на кушетке.
Ни звука среди этих стен,
В ковре шаги давно уснули,
Лишь памяти непрочный плен
Еще хранит любимый тлен
И голосов знакомых улей…
Был продан дом и срублен сад,
Пустое место ветер студит…
Невозвратимое назад
Я вызываю, и закат
Всё гаснет на фруктовом блюде…
И, разгоняя холодок
Осенних сумерек, поленья
Трещат уютно, огонёк
Душистой свечки чист и строг,
И кошка дремлет на коленях…

Испачкалась картонная луна,
И мыши-звёзды край у ней отъели.
Она висит обиженно на ели,
В моём окошке хорошо видна.

А по проходу между двух домов
За ней крадётся кот, сверкая глазом.
Мне сон сегодня противопоказан,
Вот-вот мерзавец наломает дров.

Я вышла в ночь с железной кочергой
Столкнуть луну зевающую с ветки,
Пугнуть кота, мышатам – по конфетке…
Ведь нет луны пока у нас другой…

Лежат фольга и старый трафарет, —
Давненько я луну не вырезала…
Ну, вот, нашла: мышам – кусочек сала,
Коту – вчерашних парочку котлет…

А что луна? Да вон она, летит.
Сказать по правде, чудом уцелела.
Ведь не было бы до неё мне дела,
Когда б не жалкий и сиротский вид.

Не спать из-за луны, – какой пассаж!
И благо, есть чем накормить воришек…
Весь мир страдал бы от лихих делишек,
Когда б не я – Великий Лунный Страж!

Месяц тонкой долькой баклажана, —
Синевато-семечковый срез, —
Вышел нынче высоко и рано,
Словно вверх по лесенке залез.

Звёзды рядом жалобно мерцают,
Склёвывая бледный зыбкий свет,
И в тумане очертанья тают,
Обращая в акварель предмет.

Впереди не лес ли? Или дымка
Заслонила чудище собой?
Побеги вперёд, проверь-ка, Бимка,
Что там прячет ветер низовой!

Что он завернул неясным флёром,
Как волшебной тайны громадьё,
И над чем косматое простёр он
Мокрой тучи тёмное тряпьё?

Что там к нам приблизилось и дышит
Мощью грозной силы вековой
Под небесной необъятной крышей,
Где гуляем только мы с тобой?

Пёс мой тихо ластится к колену,
Нос свой мокрый в руку мне суёт,
Подошли мы вместе к стогу сена,
Где кудесник полночи живёт.

Тот чихнул, немного повозился,
Вылез и насмешливо сказал:
«Я тут эта… просто вам приснился!»
Погрозился пальцем и пропал.

Месяц плыл, качаясь и вздыхая,
Сваливаясь к кромке темноты.
Где-то пела птица луговая,
Проступали зримые черты

Нашего затерянного мира,
Фыркал пёс, от свежести дрожа.
В небе заволакивая дыры,
Зорька разводила свой пожар.

Лунная лягушка раздувает щёки,
Жамкает резиной из туманной мглы,
Мышь летает птицей, бьётся в водостоке,
И пугает ёжик остриём иглы.

Мокрая тропинка от росы искрится,
В ореоле света старый тополь спит,
И тысячелистник пеною ложится
Там, где ночь, густея, от луны бежит.

Вдалеке кукушка счёт ведёт минутам
Нехотя, как будто, или в полусне.
Фыркает каурый, на лужайке спутан…
Наш домишко древний от годов просел,

Смотрит в три оконца на кусты сирени,
Из светёлки лампа – будто светлячок.
И струится с липы дух медовой лени,
И приходит полночь на родной порог…

Дождь подкрался незаметно,
Не спеша, вошёл на двор.
Тонкой сеточкой офсетной
Заволок небес рассветный
Неуверенный костёр.

Застучал в окно, слезливо
Зазмеился по стеклу,
А потом неторопливо
Штриховать затеял гриву
Старой липы. На углу

Палисада стебли выгнул
Золотых шаров моих,
Луговину перепрыгнул,
Промочив коровий выгул,
И, рассеявшись, утих.

В воздухе повисла влага,
Луч пробился золотой.
Листьев мокрую бумагу
Ветер затрепал, и тяга
Дым взметнула над трубой.

Моего кота усищи
так и рыщут, так и рыщут.
Глаза завидущие,
лапы загребущие.

Моего кота одёжка
черная, как головёшка.
Он сидит, качается,
но не умывается.

Моего кота хвостище,
словно толстый хворостище,
Кот им возит по полу,
глазом муху лопает.

Моего кота забота —
не учёба, не работа,
А лежать на солнышке,
как простое брёвнышко.

Моего кота супруга —
ему верная подруга,
Первой к миске бегает,
за кота обедает.

Почему-то только кот
не худеет, вот.

А ещё бы я сказала,
даже и наоборот, вот.

Как у моего кота
стало много живота.
Красота!

Дождь расходится, густеет,
Налетает на крыльцо,
Сыростью из окон веет,
Лижет влагою лицо,
Прижимает ветви долу,
Треск – и вишни старой стон…
Ветер выпевает соло
Каждый тон и полутон.
Набирает буря силу,
Рубероид с крыши рвёт,
И играют ветра пилы,
И с небес река течёт.
Яблонь чёрные колени
Тонут в слякоти земной,
В дождевой алеет пене
Сбитых яблок ровный слой.
Чайки мокрыми крылами
Обречённо шевелят
И, поникнув головами,
Молча вытянулись в ряд
На коньке соседской крыши
В этом мареве густом.
Сад внизу гвоздикой вышит
По канве травы – крестом…
Первый луч пробился еле,
Робким блеском хмарь спугнул,
Вновь пичуги зазвенели,
Кончик радуги мелькнул
И разлился полосою,
Выгнув разноцветьем свет.
Над омытой красотою —
Ливня летнего привет…

Не люблю четверги, как предвестники скорой разлуки,
Как оскомину дней, надоевший пустой пересчёт.
Я обычно в четверг изнываю, дурею от скуки,
Но часы, как назло, не хотят продвигаться вперёд.

А часы не спешат, мерно маятник ходит со стуком,
В этой старой коробке зубцами стальных шестерён
Перемолота жизнь моя в пыль, перемолота в муку,
Вечный азимут стрелки латунной мне в душу вострён.

Он сокрыт завитком, как безумьем сокрыто когда-то
Время юности было, не знавшее тяжести ног…
Я в четверг узнаю в ходе времени поступь Пилата,
Не сменившего так и ни разу солдатских сапог.

И, восстав из руин, из уютной пещеры кровати,
Перетекши в гостиную тенью заложницы тьмы,
На ходу надеваю любимое красное платье
И маячу до вечера флагом в окошке тюрьмы.