Array Коллектив авторов - Прижизненные записки Пенсил-клуба (сборник)

Во-первых, интересно знать куда.
Как это всё у нас легко и просто:
Отдал концы, и сразу понесло.
А во-вторых, когда во лбу короста,
Ни парус не поможет, ни весло,
Как сказывал Петрарке Ариосто.

Когда утилитарно ремесло,
Любое воплощенье бездуховно.
Как ни верти, известно издавна:
Сложнее сделать из барана Овна,
Чем сотворить барана из Овна.

Поволокло. Уже глаза горят,
Уже друг друга злобят и корят,
Уже и губы дергаются, пенясь.
Друзья, мы этак сладимся навряд.
Возможно ли, взаимно ерепенясь,
Искомого согласия достичь
И двинуть к результату наше дело,
Когда один привычно порет дичь,
А у другого, как всегда, набдело.
Один творить не может за бабло,
Другому выжрать дринка и на хауз.
Один боится мельпоменопауз,
Другому быть публичным западло.
А публика меж тем ломает руки
От полной безысходности и скуки,
Поскольку нет у названных людей
Ни творческих позывов, ни идей,
А только жизнерадостные муки.

Довольно! Хватит! Ты уже достал.
С твоих щедрот попробуй не повой-ка.
Карабкаться всю жизнь на пьедестал
И понимать, что твой удел – помойка,
Где судит соумышленников круг
О веществе твоем, и вправду сером,
Где ждет тебя неотвратимый друг,
Зовимый в просторечье продюсером.

Ты наловчился с некоторых пор
Метать икру и обрывать на спор
С берез и сосен смоквы типа фиги.
Но публика не зрит тебя в упор,
Поскольку ей по барабану книги,
Тем паче поэтические. Мир
Ей кажется воистину реален,
Когда он заклиширован до дыр,
А главное, когда засериален.

Уговорил. Ну что мы в самом деле
Друг друга в сокровенное одели
И норовим сыскать источник зла
В традиционно благостном борделе,
Где душно, как в подпашье у козла.
Я не Антониони, не Годар,
И даже, так сказать, не Юрий Мамин,
Но если дан мне некоторый дар,
То я готов поторговаться. Амен.

И я готов. Тем более, что для
Восторгов – ни сантима, ни рубля.
Пегас линяет. Жизни нет в природе.
И понимаешь, лист пером скобля:
Закончен бал, как не было. И вроде
Нам некуда деваться с корабля.
И вечный дрейф. И, грусть усугубляя,
Ни брода нет, ни бутера на броде.
Осталось соус ссасывать с манжет…

Тогда о'кей. С утра качнем бюджет,
Построим смету и погоним мыло
На три десятка серий. Но сюжет!
О ком? О чём? Всё было, было, было!

А вот, допустим, молодость, мечты,
Балкон, гитара – полная хренада.
Внезапно появляются менты
И наш на нарах…

Про ментов не надо.

Он – адвокат. Дамьё на все лады.
Одной из них он как-то странно лаком.
Соединились от большой нужды.
Плеснул, уснул. Очнулся вурдалаком.
Имущество, изящество, талант
Пошли под хвост взбесившейся корове.

Куда?

Под хвост. И вот он лаборант
На станции переливанья крови.
А в вытяжном шкафу стоял скелет…

Тоска…

Один попал под пистолет,
Но не до смерти. Впрочем, отрубило.
Очнулся через два десятка лет —
А все вокруг прищуренные.

Было.

Одна мадам, поняв, как жизнь горька,
Решила всем знакомым вставить шило
И с тем скрестила скунса и хорька…

И это было. Всё, ребята, было.
Мы тронемся с ума, собьёмся с ног,
Смешаем с глобализмом СПИД и смог
И ничего новее не отыщем…

А может быть, в угоду нищим тыщам
Великих расчленять?

Зазря просвищем
И время, и бабло…

А Бортко смог.
Он проходную классику берет,
Ни сраму, ни смущения не имет —
Слегка осовременил и вперед:
То Шарикова публике вотрет,
То идиота с Чуриковой снимет.

Твоих суждений очевидна нить.
А если нам, допустим, расчленить
Булгаковского Мастера?

Уже там
Внебрачный сын глумится над сюжетом.

И ты бы мог.

И я бы. Но, увы,
Такого рода страсти не новы.
Не разомкнет невольная строфа уст.
Чуть общепит – и я иду на вы…

Пошли вы все на вы.

А если Фауст?
Чудак, до ста дотлевший без греха,
Учуяв, что теория суха,
А древо зеленеет, но не вечно,
В момент раскочегарил потроха
И стал себя вести вполне беспечно.

На голый кумпол натянув кулек,
Он фолиант ведический достал,
Зеленой серы бросил в камелек
И вдруг полночной птицей засвистал.
И тут же обнаружился и лег
У ног его заблудший пуделек…

Наш доктор фолиант перелистал
И Сатану из пуделя извлек,
Который сей же миг защебетал
Про то, как люди бьются за металл,
Который есть первичный капитал…

Там будет шиз, и мистика, и слезы,
И реализовавшиеся грезы,
И разочаровавшиеся крезы,
Попавшие на дамские курьезы.

Там будет прясть божественная медхен,
По-ихнему зовущаяся Гретхен,
А старец наш, помолодевшей вдвое,
Сидеть вокруг, от вожделенья воя.

Там трансвеститом обернется Зибель,
Там Валентин найдет свою погибель.
А замочивший бедолагу киллер
Окажется кутила и зингшпиллер.

Там будет все: и стол дырявый в чайной,
Откуда градус хлещет неслучайный,
И прокуратор, дующий в трубу…

И верится, что герр советник тайный
Не станет зло ворочаться в гробу…

Сплетая воедино эти звенья,
Мы явим фантастическое рвенье
По части воплощения феерий.

И пусть не остановится мгновенье,
А мы его растянем.

На сто серий.

Должно без проволочек питься
Вино, прозрачное вполне,
Его хлебнешь – а тут и пицца,
Налейте «Хлебникова» мне.

Кто ближе к «Русскому размеру»,
Любовью к родине горя,
Пусть напивается за веру
В белоголового царя.