Алексей Лосихин - Сериалы моей жизни

Последние романтики,
Оставшиеся в мире,
Вы ночи посвящали
Окну вон в той квартире.

Вы краской на асфальте
Писали на рассвете.
Вы фразу выводили:
Наташе, Любе, Свете…

Вы были чуть наивны,
Смешны, порой нелепы.
Прохожий ухмылялся,
Неся в авоське хлебы.

Волшебные секунды
При первых лучах света
Навечно отражались
В душистой жизни лета.

Но слишком много текста.
Я помолчу пока что,
Ведь этого мгновенья
Не повторится дважды.

Она проснется скоро,
Влекомая сюжетом,
Шагнет к окну, увидит:
«Любимая, с рассветом!!!»

И со скоростью пули
Стреляли в меня.
Нас дырявили, гнули,
Но мы встали ответ дать.

Бросив у водопоя
Вороного коня,
Принимал я их стоя,
Чтоб их крови отведать.

Пил я всласть или вдоволь,
Не помню уже.
Пью их кровь, в висках боль
Не стихает и длится…

Отпечатки оставил
На кровавом ноже.
В нарушенье всех правил
Я пошел помолиться.

Я молился неистово,
Лоб разодрав.
А в ушах моих крик его
Грянул, как эхо…

Издевательски свистнул он,
Бить подозвав,
И шестерки на звон
Прибежали для смеха.

Я не в силах забыть зло.
Я не такой.
Верно, мне повезло,
А ему не вмастило…

Не прощу драки той
Я ему никогда.
И коня не прощу,
Ведь коня-то убило.

Они искали оба, они искали трудно,
Не по прямой, как все, а наискось вразрез.
И грудь свою они калечили прилюдно,
И каждый был убит, и каждый вновь воскрес.

Фамилии их гимном по жизни протянулись:
Один шумел, как ветер безудержный в полях,
Другой так пел, что горы Кавказа пошатнулись,
И ввысь тянулся рьяно, не видя смысл в нолях.

Они красиво пели, бывало, вместе пили,
Но гениям сдружиться порою тяжело.
И вместе параллельно себя они палили,
Случайно иль специально число двоих свело.

Был жаркий летний месяц – июль, день двадцать пятый.
Один из них родился, второй из них погиб.
Я б вырезал день этот блаженный и проклятый
И вычистил из даты петель смертельный скрип.

Потом обратно вставил и, может быть, вернул бы
Обоих к нам на месяц, чтоб дать им вместе спеть
Песнь о Степане Разине, с пластинок я бы сдул пыль
И слушал их я допьяна, наслушаться б успеть.

Но эту песню дивную мне из земли не вытащить,
Мне из цепей не выдернуть и кровью не купить.
И только из приемника мне голосом немым пищит
Очередной бездарный сноб – и как под это жить?

Но песню я послушаю, не завтра, не на этих днях,
Не скоро, подожду пока, ну а потом зайду,
Я с ними поздороваюсь: с одним в горах, с другим в полях,
И в песне их покой и сон безгневный обрету.

Кони, кони, кони
В Александровском саду.
Кони, кони, кони,
К вам иду.
Кони, кони, кони,
Помечтать,
С вами в брызгах пены
Пострадать.

Вы застыли, кони,
В яркий миг.
Вы застыли, кони,
Мир затих.
В легких ветер крутит,
Разорвет.
Легче вам не будет —
Не живет…

Не живет мгновенье
Дольше, чем должно.
Вам же вдохновенье
В камне суждено.
Ничего, зато вы
Как маяк для тех,
Кто пришел готовый
Ухватить успех.

Московское лето.
Фонтаны, фонтаны.
Пропавшие где-то,
Мы были чуть пьяны.

Пропавшие где-то
В глухих переулках.
Москва нам планетой
Казалась в прогулках.

Фонтаны журчащие
Песни дарили,
И фразы парящие
Мы говорили.

Твой голос запомнил
Наш дивный фонтан.
Слова те он понял,
Запомнил твой стан.

Зимы две он память
В себе уберег.
В двух зимах оставить
То лето помог.

И давнюю метку
Откроет фонтан:
«ТЫ – Я». И монетку
За то ему дам.

Черным мелом расчерчу я
Черных десять человек.

Начинаю просто смело
Обличать презренный век.

Чтоб их видеть, разукрасить!
Разукрасить, чтоб их сечь.

Жмуриться и ненавидеть,
Их сковать и их стеречь.

Черных десять, словно пятен
Грязной крови на снегу.

На столбах их всех повесят,
Я им в этом помогу.

Помогать им? Мне ль судьбою
Это все предрешено?

Этим детям тараканьим?
Мне и тошно, и грешно.

Не сегодня, не вчера ведь
Родились они на свет,

Словно плевел прошлогодний
Там растет, где буйный цвет.

И земля их бренной ношей
Мается уж тыщи лет,

Этих нелюдей проклятых
Носит, носит их скелет.

Вечно ль им терзать поэтов?
Вечно им давить умы?

Мы, поэты, вечно молим,
Молим их дать нам взаймы.

Формула их жизни вот вся —
Мы им сами жизнь даем.

Их стихи издать о тризне
Просим. Взятки им несем.

Круг замкнулся, как забавно…
Мы без них – никто, ничто…

Белый голубь встрепенулся
И пополз в свое гнездо.

Проповедь, смоченной рифмой бездарной,
Мне тут намедни прочел педагог:
Что мы живем все дорогой избранной,
Путь у судьбы оставляя в залог.

Как же? Раз пекарь – в пекарне работай.
Если кузнец – кузнецом и живи.
Эти слова мне как приступы рвоты
И в эту жизнь ты меня не зови.

Мне все дороги давай на распутье,
Палки в колеса вставляй на пути.
Веники буду ломать я, не прутья.
Нравится жить мне тем, что впереди.

Разве земля для того так терзалась,
Так много лет превращалась в наш дом,
Чтобы испытывать к нам, людям, жалость,
Чтобы жалеть нас и потчевать сном?

Брось словоблудить и дело закончи,
То, что ты начал три года назад.
И я клянусь тебе, что к этой ночи
Станешь сильней и счастливей ты, брат.

Это не пафос, не лозунг, а жалость…
Жалость к народу, который талант
Пользует свой на ничтожную малость,
Век перекур возводя в доминант.

Вечно придумать, как меньше работать,
Меньше работать и больше поспать.
Этот талант нам заложен как что-то
Красное, вечное! Сволочью звать!