Виктор Оден - Летопись Тэлы

Он как парус над нами штанами
раздут.
А вокруг зиккураты грибами
растут.

До сих пор археологи, лопаты
и щёточки используя для обнаружения
артефактов, находят созданные когда-то
таинственные сооружения

в форме фиги,
обычно на возвышениях.
Если внимательно читать древние книги,
то между новеллами о сражениях,

королях, шутах, прекрасных дамах,
походах, отходах, свершениях,
Хирамах, не Хирамах,
несметных богатствах, тяжких лишениях,

гуннах, норманнах, обманах
доверчивых, разрушениях,
попойках, любовных романах,
стойкости, искушениях,

наядах, нарядах, веригах,
нет ни одного упоминания
о загадочных фигах.
Безвозвратно утеряно знание

некоторых предметов.
Свидетельства
противников и апологетов
отсутствуют. Налицо вредительство

или преступный сговор
или преступное упущение.
И мы скажем, возвысив гонор:
«Нет им прощения!»

Негромко беседуя, жрец и правитель
гуляют в увядшем саду.
Вельможи и стража на дальней орбите.
Протравлена листьев латунь.

Сменяет каденцию времени кода.
За субдоминантой уход
к отчётливой реплике нового года.
«В трясине разврата народ

погряз. Воровство, нищета, предрассудки»,
Мо цедит сквозь краешек уст.
«Пылают станицы четвёртые сутки»,
задумчиво вторит Хефус.

«Слышны отовсюду проклятья и стоны.
Наместники злы и глупы».
Хефус почесал, не снимая короны
макушку мизинцем руки.

«Придворные сплошь подхалимы, тупицы,
бездарная алчная тварь».
«Четвёртые сутки пылают станицы»,
сказал утвердительно царь.

«Пора забивать добронравия сваи
в болото гниющих умов».
«Четвёртые сутки станицы пылают»,
ответил Хефус и умолк.

Правитель и жрец удалились из сада
чрезмерно увядшего вон,
решив обеспечить подвластному стаду
порядок, учёт и закон.

Кружит над овином вороний отряд,
гортанно отрывисто грая.
Глашатаи в долгие трубы трубя,
монарший указ возглашают:

«Отныне сбирается Хефус Стратег,
Вскормлённый Небесным Нектаром,
Перунометающий Сверхчеловек,
Сын Солнца и Брат Ягуара,

Мудрейший из мудрых, Владыка владык,
Джедай, Не Смыкающий вежды,
Могучий Архонт, Чей Сияющий Лик
в сердцах зажигает надежды,

наш Непререкаемый Авторитет,
Вожак, Общепризнанный всеми,
Чей шёлковый путь лепестками побед
до крайних пределов усеян,

Дарованный подданным, как Образец,
Пример Несравненных Достоинств,
на происки зла Обнаживший резец
острейший бесчисленных воинств,

Решающий судьбы одной запятой,
врагов Повергающий в ужас,
Над сильным и слабым Простёрший ладонь,
Прощающий, Великодушный,

Бесспорный, Стремительный, Лучший, Прямой,
Крутой, Справедливейший, Главный,
Любимый, Родной, Снисходительный, Свой,
Сиятельный, Тайный и Явный…»

Кончается зимняя осень,
и вновь вылетает весна
из леса токующим лосем
цветные кусты через на

открытую солнцу опушку.
Чирикают рыбы в пруду.
Старик вынимает старушку
из невода. В первом ряду

целуются пылкие пары
мешая глядеть на экран.
В палатах поют санитары.
Танцуют учёные РАН.

Прорвав околесицу гнёта,
рассвет лишь забрезжит едва,
из грязи, трухи и помёта
вверх произрастает трава.

Вылазит медведь из берлоги,
а следом медведя жена.
На длинные странные ноги
свои наступает жираф.

Кончаются голод и войны,
холера, чума и разброд,
и как-то само, произвольно
всё вроде на место встаёт.

Ленивый берётся за дело,
берётся за ум дуралей,
едва лишь забрезжит идея
в извилинах спящих людей.

В едином порыве всё общество Тэлы
всеобщее счастье, сплотившись, куёт,
чтоб правнуки внуков когда-нибудь смело
про прадедов дедов сказали: «У, ё!»

Жить стало намного теперь интересней.
Прошли времена, когда жались тайком.
Рабочий работу работает с песней,
а сеятель сеет посев «с огоньком».

С утра все колонной идут на зарядку.
Потом углеводонасыщенный ланч.
Затем разбредаются люди по грядкам
больших коммунально-взлелеянных ранч,

по крупным артелям, казармам, по стройкам
промежду собой соревнуясь в труде.
И каждый получит постольку, поскольку
своими руками наделает дел.

Питает колосья полезная влага.
Потеет дождями людская земля.
Приятно трудиться для общего блага,
не ради корысти и прихотей для.

А токмо заради единственной цели
в грядущее организуем заплыв,
чтоб в будущем граждане всё поимели,
беспечно жируя, заботы забыв.

Проложим дороги, пророем каналы,
пустыни осушим, моря оросим.
Печатными буквами впишет в анналы
история наши деянья засим.

Хорошо, очнувшись к пяти,
потянуться, встать и идти.
Сесть. Придвинуться. Взять и покушать.
Трогать, пробовать, нюхать и слушать.

А поев, облизнуться и встать.
Вновь идти и немного мечтать,
оступаясь и слабо толкаясь,
беспричинно слегка улыбаясь.

И придя постоять и начать.
Поворачивать. Крючить. Качать.
Не тяп-ляп, а умело и споро.
Торопиться не надо. Не скоро

нас отпустят отсюда домой.
Подожди. Поартачься. Постой.
Призадумайся и подыши.
И примерившись вдруг, соверши

так, как надо, умело, легко.
Выдохни и вдохни глубоко.
И не чаял наверно всерьёз,
что получится. Ан удалось!

Разбирая и снова мешая,
продолжай созидать, совершая
безупречно, хитро и умело,
углубившись в занятное смело.

Хорошо поработав, напиться
и, покушав, назад возвратиться.
Лечь. Зажмуриться и потянуться.
Улыбнуться. Уснуть и проснуться.

Пышно расцвёл Аквилон. На земле ему равных
нет городов. Не найти их и в солнечной Тэле.
Роскошью броской дворцов и количеством храмов
он превзошёл остальные в подлунном пределе.

Вырос, расширился – центром окраины стали.
Мощной стеной в восемнадцать локтей высотой окружён он,
в коей двенадцать ворот из блистающей стали
с кованой вязью, а в ней хрусталя кабошоны.