Виктор Оден - Летопись Тэлы

Град пересечь скороходу и суток не хватит.
Полигональными плитами выложен улиц
ровный рисунок в тринадцатигранном окладе.
Днём этот город гудит, как встревоженный улей.

Ночью же эхо шагов за отрядами стражи,
в ниш непроглядную тьму заглянув, исчезает.
Центр агоры порфировой фигой украшен,
что привлекает к себе голубиные стаи.

Счастливы жители, пьющие воды Эзета,
к морю текущего между холмов Аквилона.
Дарит отраду прохлады средь знойного лета
чистой прозрачной реки животворное лоно.

Мрамор и золото, ясень и кость элефанта.
Сонмы павлинов, лениво гуляющих в кущах.
Франты, прекрасные дамы и негоцианты,
сотни сановных и всадников сотни могучих.

Лавр и миндаль над палитрой искусных мозаик.
Плавно из медных курильниц ползут фимиамы,
смол ароматом призывные ноздри лобзая,
головы смертных кружа ароматом бальзама.

Дочь Туфа, владыки Алкесты,
лежащей от Тэлы вон в той,
нет в той стороне, всем известна
физической красотой.

Младая принцесса Емена
прекрасна, как ты ни крути.
В густых волосах до колена
алмазные бигуди.

Ясны симметричные очи
над парой румяных ланит.
В изящнейшей розовой мочке
серьга рубином горит.

Певуч голосок, как у птички.
На маленьких ножках княжны
невиданные черевички
сапфирами снабжены.

Способны лишь острые перья
Гомера и Корнейчука
её описать в полной мере.
Бессчетные жемчуга

на пурпуре, с шейки лебяжьей
сбегая, неслышно шуршат.
Увидишь её если, даже
забудешь тут же дышать.

Случиться инфаркт миокарда
от этого может с тобой.
Иль ты потеряешь кокарду,
совместную с головой.

По гребням горячим барханов,
нарушив покой абсолюта,
идёт человек с барабаном.
За ним вереница верблюдов.

Бескрайнее пекло тараня
упрямыми потными лбами,
размеренно слуги тирана
качаются вместе с горбами.

Манящих оазисов мимо,
видений обманчивых мимо,
процессия с грузом калыма
упорно и неотвратимо

в зачётное движется место.
Уложены плотно в тугие
тюки для владыки Алкесты
Хефуса дары дорогие.

Считая, когда барабана
удар перепонками хряснет,
плывут во главе каравана
послы со словами приязни.

Колючек обглоданных мимо,
и замерших ящериц мимо,
процессия с грузом калыма
упорно и неотвратимо

к столице Алкесты стремится.
А там искушённая в танцах
девица в светлице томится,
мечтая скорей сочетаться.

Туф не отпирался. Знает он —
всуе с Биодизелем не ссорься.
Прибыла принцесса в Аквилон
с пёстрым многочисленным посольством.

Барышни платки швыряют вверх.
Оземь тюрбаны кидают гуру.
Свадьбы день назначен на четверг.
А потом четырнадцать отгулов

и по бочке мёда на лицо
каждому из радостных сограждан
обещает, выйдя на крыльцо
царского дворца, глашатай. Дважды

кланяется гостье до земли
евнух и указывает немо
путь в её покои. Конопли,
что скрывает здание гарема,

тихо сотрясаются кусты.
Шорох, шёпот, зависть, любопытство.
Чьи-то мимолётные черты
там из тени в тень мелькают быстро.

Сочиняют яства повара.
Пишут панегирики поэты.
Глотки прочищают тенора.
Собирают девушки букеты.

Всюду толкотня и кутерьма,
смех и разговоры о невесте.
Убрана гирляндами тюрьма.
Клоуны шалят на лобном месте.

Два центиллиона восковых свечей
выжелтили залу в цвет бананий.
Гугол тонн предельно дорогих харчей
опыляют рыльца обоняний.

Серебром столовым слаженно звенит
радостная армия гурманов.
Молодые люди пьют Шато Лафит.
Хефус вынул руки из карманов:

«Вот моя невеста. Вот и я родной.
Тихо там! Плесни ещё, земеля.
Выпьем за всё это! Ты чего, глухой?!»
Встали. Осушили. Зашумели.

Мусс из рачьих шеек. Соус нантюа.
Соль. Перепелиновые яйца…
У Пантагрюэля и Гаргантюа
щёки покрасневшие лоснятся.

Выпили. Поели. Начали плясать
бальные продуманные танцы.
Вот где проявилась женская краса
и доселе скрытые изъянцы.

А невеста просто Грация Харит
и глазунья в сахарной глазури.
Ручкой плавно водит, ножкой шевелит,
вызывая внутренние бури.

Тут Мо встал и громко слова попросил,
и заговорил про Наковальню.
А Хефус Емену тут же пригласил
бегло осмотреть опочивальню.

Определены вроде как
понятия «порнография» и «эротика».
Развращает общество мафия
разнузданной порнографией.

Край бедра, томный вздох, угол ротика —
безобиднейшая эротика.
А ну как пройти комсомольским рейдом
по Набоковым и всяким там Фрейдам,

по жёлтой прессе и рекламным роликам.
Скажи «нет» озабоченным кроликам!
Скажи «да» разномастным искусствам,
воспитывающим твои чувства!

А ещё есть, которые мозгами утлыми
шастают по тантрам с камасутрами.
Что ты, тряпка? Возьми себя в руки!
Осваивай технику, изучай науки

(алгебру, географию, физику, химию).
Нашёл порнографию? В помойку кинь её!
Закончи колледж. Начни карьеру.
Посмотри в окно. Погуляй по скверу.

Или спорту отдай предпочтение.
Или музыке. Или чтению.
Ободряй усталых. Покоряй Арктику.
Повторяй теорию. Отрабатывай практику.

Что там Хефус с Еменой делают,
сами догадаются половозрелые.
Хотя, отвлёкшись от ямба и амфибрахия,
признаемся – это порнография.

Жадно муж кальян закурит
после сладостных объятий.
Громко кашляет и щурит
глаз Емена на кровати.

«Ты меня совсем не любишь,
говорит она Хефусу. —
Почему так брови супишь?
Неужели не по вкусу?»

Он, дыша клубами дыма
на Емену покосился.
И они неутомимо
снова начали возиться.

В целом год и две недели
молодые кувыркались
на раздолбанной постели.
В облаках кружился аист.

Как обычно, мир на грани:
тиф, интриги и кометы,
войны, бунты в глухомани.
Ну а им плевать на это.

Днём и ночью в счастье зыбком
молодые пребывали.
Уподобленные рыбкам,
друг над другом проплывали.

И кружил над ними аист.
И носили слуги кофе.
Пасся, странно улыбаясь,
в конопле довольный овен.