Вячеслав Евдокимов - Белая Лебедушка

Так были слуги в этом деле,
Коль бросить в море всё ж смогли.
Теперь на дне дышу я еле,
От Солнца, берега вдали,

Который век, терпя мученья,
И гаснет, гаснет жизни луч
Без пользы людям, истощенье —
Враг беспощадный и могуч.

– Постой! – Фыонг в ответ вскричала, —
Я помогу тебе в беде,
И от гнетущего причала
Ты отойдёшь и уж нигде

Не вспомнишь боле ты о плене! —
Чтоб воду в ступе не толочь,
Ракушки с панциря каменьем
Все посбивала тотчас прочь!

Он заблестел вновь позолотой!
С ног отвязала валуны…
– За это мне тебе охота, —
От благодарности волны,

Воспрянув жизнью, Черепаха
Фыонг сказала, – подарить
Того труд, сгинул кто на плахе,
Кто нанизал его на нить,

Что засиял он чудным светом,
Сравни став Солнцу и Луне!
Невеста с горя сгибла где-то,
И в пепел дом сгорел в огне…

Но, знай, наденешь лишь на шею,
А, верь, придёт такой черёд,
Оно, подобно чародею,
Тебе вмиг Счастье принесёт!

Садись на панцирь мне скорее,
Мы к Солнцу двинемся вперёд,
Под ним себя я уж погрею… —
И тут же выплыли из вод.

Расстались, будто две подруги.
И добралась Фыонг к своим —
Шаги быстры её, упруги…
«Пока Страну не отстоим,

Зачем кощунственное счастье
На фоне слёз, смертей и бед,
Когда другим одни несчастья,
И нет конца им, нет как нет…» —

И ожерелье завернула
В лоскутик тряпочки и – в схрон.

Дрожало небо уж от гула,
И нёс тот гул земле урон…

Лишь Ким Куи, в порыва пике,
Добра писала черновик,
Чтоб дать Верховному Владыке
Прошенье, чтобы он проник

К народу чутким состраданьем
И троеротов покарал,
Фыонг – в разведку уж с заданьем,
Атак бойцов кипел аврал!

И изгонялись троероты
И их приспешники с земли —
Народ их гнал с большой охотой,
Тех наглый дух был на мели…

Хоть звери с ранами опасны,
Их ярость – злобы беспредел,
Они кумекают прекрасно,
Что не спасти им шкур и тел,

Хотя бросаются в надежде
Вон прочь охотников прогнать,
Вцепиться в горло, как и прежде!
А как же! Звери – злости знать.

На фоне вражеских конвульсий
Мужал в боях Вьетнам—боец,
В бой на врага идти не трусил,
Чем приближал его конец.

И троероты – целых восемь
Лет! – не смогли его согнуть,
У них в боях настала осень,
Позорным бегства будет путь!

Вьетнам же шёл неколебимо
К своей Свободе напрямик!
Она ему необходима,
Душой он к ней вовсю приник,

Ведь, под её желанной сенью
Счастливой жизнью заживёт,
И в этом нету в нём сомненья,
Он к ней идёт, идёт вперёд,

Врагу на хвост всё наступая
И оттесняя в стан зимы,
А та суровая такая,
Аж проморозила штаны! —

Позорно гонит по полмиру,
Чтоб носом ткнуть об стол, в Париж.
Ну, и растряс в пути он жиру!
Зато уж наглости – на шиш.

Январь суровый, бородатый
Там во главе стола сидел:
– Все троеротовы солдаты
Должны немедля за предел

Уйти отважного Вьетнама,
В права вошёл чтоб добрый мир,
И расчленения боль-драма
Быстрей закончила бы пир.

И жизнь вошла бы снова в русло,
И вновь раздался б детский смех!
И троероты в марте грустно
Без всяко-всяческих помех,

Как псы побитые, бежали,
Вон получив вослед пинка,
Скуля, дрожа, стремглавши в дали…
Видать, в боях кишка тонка!

Да им и скатертью дорожка!
Катастрофический урок.
Комар – он маленькая мошка,
Но укусить как больно смог!

Ну, а с приспешниками круто
Враз разберётся сам народ,
Хотя одеты те, обуты,
Вооружений полон рот.

И Север, Юг – два кровных брата —
Семья одна им дорога —
Как два отважнейших солдата,
Им сбили напрочь вон рога

Под Фуонклонгом, Тэйнгуэном,
Хюэ-Данангом. Саунлок
Вон долбанул ещё поленом,
А окончательно вмиг смог

Послать в накаут под Сайгоном,
Чтоб не разрушить город (риск!)
Уж «Хо Ши Мин», когда со звоном
И сходу танк ворота вдрызг

Дворца Тхиеу, злобы стана,
Разнёс в таране! Тот в Тайбэй
Сбежал в агонии к тирану,
Гнус, троеротовый плебей!

И на броне его отважно
Фыонг была, хоть и не в нём,
Мечтала как. Но то неважно!
Зато увидела, как днём,

А то тридцатого Апреля,
Победный взвился с Золотой
Звездою стяг. И, твёрдо веря,
Что будет он над головой

Теперь уж вечно развеваться —
Над гордой, славною Страной,
Не суй которой в рот ей пальцы,
А обходи ввек стороной!

А другу – дружбы и объятья,
И равный голос и дела,
Ведь все народы в мире – братья,
Земля одна их родила!

Труд троеротов – мерзкий опус.
Собрав монатки, – вон в бега
Пустился в страхе дип-их-корпус,
Ай, шкура стала дорога?

Ну, а предатель и приспешник
С визжаньем диким порося
Впивал, моля, в их пятки клешни,
Укрыть, забрать с собой прося…

И в геликоптерское пузо
С остервененьем валом лез,
Других топча, грызя (обуза!) —
За жизнь свою от страха – бес!

Вслед, пыжась, «тонущие лодки»
С остервенением гребли,
Душонки спрятать чтоб и шмотки,…
Но всех не взяли корабли,

А лишь нахальных и элиту —
Ведь руку моет лишь рука! —
В пучину прочие вон сбиты,
Она их съела, глубока…

Народ же, славный Победитель,
За указующим перстом
Родной компартии обитель
Стал восстанавливать – свой дом.

А, впрочем, строить начал новый,
Его прекрасным возводя,
Чтоб счастье доброе – под кровом,
Ведь, жизни цель его в том вся!

А батальон «Неуловимый»
Стал в новом звании: «Стройбат»!
И возводился дом уж зримо,
И всяк боец тому был рад!

Истосковалися по мирной
Работе руки, просто, страсть!
И тягу эту пули, мины
Ввек не могли у них украсть.

И возрождались снова дамбы
И сеть каналов, чтобы рис
Забыл бы засухи ухабы…
– А ну, ребята, поднапрись!

Фыонг трудилася со всеми,
Не покладая добрых рук,
Ростком чтоб радовало семя.
Как сердца радостен был стук!

Но автомат, на всякий случай,
Был наготове за спиной:
А вдруг враги нагрянут тучей,
А вдруг навяжут снова бой?

И возвратился Юг заблудший
В семью любимую свою —
Что может быть на свете лучше,
Желанней, чтобы быть в раю!