Николай Максиков - Многоцветие любви. Стихи и поэмы

Печати с ваших тайн я не нарушу,
Сочтите за нелепейшую бредь:
Вы столько раз закладывали душу,
Чтоб сердце ледяное отогреть!

– А будет что? А может быть, не поздно
Исправить перекрученный финал? —
Вы со слезами дарите мне розы.
А я гадаю: «Всё-таки узнал»?

По-собачьи солнце лижется,
Тает мокрая лыжня.
А весна – смешная лыжница:
– Догони! – кричит, дразня.

Побегу, да вмиг распутица
Развезёт вокруг пути.
Первоцвет в саду распустится,
Так, что шагу не пройти!

– Ха-ха-ха! – несётся из лесу,
– Не догнал?
– Конечно, нет!
И с горы с ручьями вниз несу
Дня весеннего привет!

Нашей жизни ветра
неуёмны и злы,
О покое я бредить
могу лишь.
Но ты любишь меня
и мои кандалы,
обливая слезами,
целуешь.
Сколько раз я в поход
уходил за порог,
в океане кровавом
топя свою душу.
И когда обо мне
забывал даже Бог,
Ты маяк зажигала
на суше!
Для тебя не важны
ни богатство, ни власть
И в неведомых чувствах
сгорая,
Сколько раз ты вела,
не давая упасть,
Меня в край
соловьиного рая!
Наконец для не верящих
выну, дрожа,
Своё сердце, в котором
одна ты…
А оковы мои
съела всё-таки
ржа,
Только этой не жаль мне
утраты.

(ОН)
«На этом катке, я не скрою, была ты прекраснее всех!
Со мною впервые такое: робею, как мартовский снег…
Волос золотящихся прядки и стройная девичья стать
Волнуют. Любуюсь украдкой, а взгляда не смею поднять.
Ах, будь я поэт синеокий, наверное, смог бы легко
Куплетов Ахматовских строки шептать и шептать на ушко…
А сердце грозится мне снова пичугою вон упорхнуть,
Но я, словно месяц безмолвный, бреду, освещая твой путь…
Ведь если, безумствуя, грубо прижму тебя с силой к груди,
Вдруг эти припухлые губы ответят: «Нахал! Уходи!»?…»
(ОНА)
«Мелькали случайные лица, накатывал шума прибой…
Откуда же ты появился, высокий улыбчивый бог?…
Ступая на снежные гребни, идёшь по замёрзшей воде…
Держусь я, хоть щёки сгорели, невиннее ангельских дев.
Но как же мне хочется, Боже, чтоб сдвинул ты вязаный шарф
И грел поцелуями кожу, домой до утра не спеша!…
Но это же первая встреча! Нет, нет, даже думать нельзя!
И вид нужно сделать беспечный!… Как месяц на небе озяб!
Дрожит он осколками блюдца – а может быть, это и я
Дрожу от неясного чувства? Так хочется взгляду сиять!…»
(ОН)
«Твой взгляд удивлённый и строгий: о, сколько открытий мне в нём!
За длинным холмом у дороги – твой белый таинственный дом.
Ворота в червлёном железе, двора занесённого сень.
Минута ещё – и исчезнет в нём счастья прозрачная тень .
Проститься? Так скоро? Как можно? Так много на небе огней!
[Ладошку её осторожно сжимает в ладони своей…
Печально повёрнуты лица в дорожек волнистую гладь…]
Пожалуй, я должен решиться о самом заветном сказать…»
(ОНА)
«Каток и дорога – так мало! Придёшь ли ещё ты ко мне?
[И губы смущённо поджались от мысли, что слаще конфет.
Стирают друг с друга помаду, как вьюга с рябины пожар.]
Мне кажется, или взаправду он руку легонько пожал?…»
(ОН)
[«Ты милая, очень. А тронь-ка – вдруг вскинешь обиженно бровь?»]
– А знаешь, – сказал он тихонько, – Я всё-таки верю… в любовь…
(ОНА)
«И как отбиваться мне, если осмелится «на абордаж»?
Сама бы пошла, но на месте тогда провалюсь от стыда…
Хотя – сейчас женщинам …можно. И даже домой пригласить…
Ах, ночь, ты всё звёздочки крошишь на скатерть в небесную синь!
Ты мне посоветуй по-женски: вот если я не промолчу,
Не станет ли наше блаженство финалом поверхностных чувств?…»

[Но в линии ровной сугроба скользнул вдруг бесовский каприз —
Её подхватил он, и… оба шатнулись испуганно вниз…
Сплетались и руки, и ноги – безбольно совсем, сгоряча.
И месяц в небесном чертоге над ними дрожал, хохоча!]
(ОН)
«А губы всё ближе и ближе! В её округлённых глазах
Читаю: «Не медли! Иди же, сгони мой нечаянный страх!»
(ОНА)
«Колышется уровень снежный – и мы, как на гребне волны
Предательски ноги не держат – не пили, а оба пьяны…
Украдкой сорвал поцелуи – побольше, побольше сорви!…
В сугробах вдвоём утонули, а кажется – в море любви!…»
(ОН)
«Ни гром не ударил раскатом, ни молний не выбился рой,
Пока на сугробе помятом целую её под горой…
Так, может быть, правильно это? Так, может быть, это судьба?
И руки обвились так крепко! А с виду казалось – слаба…»
(ОНА)
«И что за бесовская качка направила нас в этот снег?…
О Боже, какая удача – ты стал удивительно смел!…»

[Не стрелы Амура, а копья застряли в безумных сердцах…
И таяли снежные хлопья на их распалённых устах…]

Я каюсь, прелестная женщина:
В берёзовом пёстром кругу
Стремительно, ярко и зрелищно
С тобой танцевать не смогу.

Не скрою я грусть безутешную!
Безмерно, клянусь, виноват:
Красивую, добрую, нежную —
Тебя я не выведу в сад.
– Права ты! – безмолвно ответствую, —
Упрёка не прячешь печать:
Не нам под бессонницу детскую
Рассветное солнце встречать.

Мой голос порой опрометчиво
Во снах твоих счастьем звенит,
За то, что по-детски доверчива —
Молю: ты меня извини!

Однажды возникшая трещина
Нас пропастью сжала, губя:
Прости меня, милая женщина,
За то, что… не знаю тебя!

Среди житейских бурь и потрясений
Мечтами и надеждами влеком —
Есть детства самый яркий день весенний,
В нём девочка в наряде голубом!

Марина? Галя? Катя? Юля? Лена?
Забыто имя в веренице лет.
Но становлюсь, как рыцарь на колено
И воскрешаю лёгкий силуэт.

И образ этот не подвластен склепу:
Он вьётся из камней стрелой лозы.
Я, как тогда: боюсь, боюсь ослепнуть
От этой жгущей душу бирюзы!

Вновь небо дарит лучик кроткий.
В нём ты, как ангел во плоти.
Блины с икрой и рюмка водки
Под эхо тихое:
– Прости!

Под шум народного гулянья,
Под хохот праздной кутерьмы:
– Прости, —
вплетаются желанья
В дымок сгорающей зимы.

Едино слово на потребу,
Когда устал мир от обид.
Ты слышишь: звон уходит к небу?
А это значит, Бог простит…