Ирина Явчуновская - С миру по нитке. Поэтические переводы

Там, на белой веранде,
На ней галстук и яркий берет.
На паспорте фото – анфас,
Снято где-то не здесь, не сейчас,
Теперь она вовсе не та,
И осколки ее прошлых лет
Разбросали по свету ветра.
Чей-то голос из казино ее окликает давно.
И она, улыбнувшись, идет не на зов.
А в этот вечерний час
Последняя шхуна от берегов отплыла, и погасла луна
В бухте Черный Алмаз.
Просочился свет из прорех,
По ступеням спускается грек.
Он просит веревку и ручку, спешит.
– Pardon, monsieur, – портье говорит,
Сбросив феску, глядит на свет,
– Я не ослышался? Нет?
Поднимается желтый туман,
В небе мечется страх и обман.
По лестнице винтовой грек спешно прошел.
Она столкнулась нечаянно с ним,
Подумав, что он Советский посол.
Она хотела начать разговор, но он удалился прочь,
Грозовые тучи, качание пальм, и день
превращается в ночь,
Как это бывало не раз в бухте Черный Алмаз.
Под феном сидит солдат, торгуется с коротышкой,
пытаясь купить кольцо.
Молния. Гаснет свет. Дождь заливает крыльцо.
Портье, просыпаясь, кричит: – Вы видите что-нибудь?
Грек выходит на лестницу – странный вид.
На шее веревка, босой. Бушуют ветер с грозой.
Неудачник зажег свечу в казино,
Он требует новый банк, а дождь барабанит в окно.
Attandez-vous, s’il vous plait, – кивает дилер в ответ,
Журавли в облаках шлют прощальный привет.
В этот тревожный час в бухте Черный Алмаз.
Портье слышит девичий смех.
Он смотрит по сторонам:
– Что солдат вытворяет там?
Солдат, схватив её руку, кричит:
– Вот кольцо, кучу баксов отдал,
Смеётся она: – Маловато, нахал!
Она мчит по ступеням, чтоб вещи собрать.
Старый кэб уже ждет у ворот.
Мимо комнаты грека идет.
На двери записка: «Прошу не мешать!»
Но она постучалась. Что там?.
Звуки музыки, солнце исчезло с глаз.
В этот кромешный час
В бухте Черный Алмаз.
– Откройте! Мне нужно Вам что-то сказать!
Но грек процедил: – Мне до вас дела нет!
И ногой оттолкнул табурет.
Он на люстре повис,
А она закричала: – Скорей!
Дверь откройте! На помощь! Эй!
Изверженье вулкана. И, двигаясь все быстрей,
Лава сползает с гор, всё вокруг превращая в сор…
Солдат с коротышкой говорят о запретной любви в углу,
сидя на корточках на полу.
Заверяет портье: – Так бывало не раз
В бухте Черный Алмаз.
Когда остров пошел на дно,
Неудачник сорвал таки банк в казино.
И диллер сказал: – Взять деньги вы можете, но
Вам придется их тратить в гробу.
Выступил пот у солдата на лбу.
В подвале взорвался титан, а она на балконе, вздыхая,
Слёзы смахивая со щек, молилась.
И незнакомец шептал: – Je vous aime beaucoup, дорогая!
А пожар разгорался сильней и сильней,
Дым и смог повалил из дверей, из щелей.
И в этот последний час
Всё накрыла волна, и скрылась из глаз
Бухта Черный Алмаз.
Я в квартире своей в LA.
Восемь вечера – час новостей:
Вроде землетрясение опять…
Они вечно нас любят пугать!
Ничего интересного, так.
Нашли только пестрый берет и какого-то грека башмак.
Я выключил телик и пиво достал из буфета.
Не подфартило опять кому-то и где-то.
Чего не узнаешь из новостей!.
А я и бывать не стремился-то в ней,
Ни прежде, и ни сейчас,
В этой бухте Черный Алмаз.

As I walked out one evening,
Walking down Bristol Street,
The crowds upon the pavement
Were fields of harvest wheat.

And down by the brimming river
I heard a lover sing
Under an arch of the railway:
“Love has no ending.

“I’ll love you, dear, I’ll love you
Till China and Africa meet,
And the river jumps over the mountain
And the salmon sing in the street,

“I’ll love you till the ocean
Is folded and hung up to dry
And the seven stars go squawking
Like geese about the sky.

“The years shall run like rabbits,
For in my arms I hold
The Flower of the Ages,
And the first love of the world.”

But all the clocks in the city
Began to whirr and chime:
“O let not Time deceive you,
You cannot conquer Time.

“In the burrows of the Nightmare
Where Justice naked is,
Time watches from the shadow
And coughs when you would kiss.

In the headaches and in worry
Vaguely life leaks away,
And Time will have his fancy
To-morrow or today.

Into many a green valley
Drifts the appalling snow;
Time breaks the threaded dances
And the diver’s brilliant bow.

The glacier knocks in the cupboard,
The desert sighs in the bed,
And the crack in the tea-cup opens
A lane to the land of the dead.

Where the beggars raffle the banknotes
And the Giant is enchanting to Jack,
And the Lily-white boy is a Roarer
And Jill goes down on her back.

O plunge your hands in water,
Plunge them in up to the wrist;
Stare, stare in the basin
And wonder what you’ve missed.

O look, look in the mirror,
O look in your distress;
Life remains a blessing
Although you cannot bless.

O stand, stand at the window
As the tears scald and start;
You shall love your crooked neighbor
With your crooked heart.”

It was late, late in the evening,
The lovers they were gone;
The clocks had ceased their chiming
And the deep river ran on.

Шёл по Бристоль Стрит я под вечер,
Долго-долго бродил по ней,
Колыхалась волна прохожих,
Как пшеница златых полей,

Извивались дугою рельсы,
Удаляясь от берегов.
Пел влюблённый, летела песня:
«Будет вечной моя любовь.

И я буду любить покуда
Реки с гор не стекутся вниз,
Запоёт лосось среди улиц,
И вольется Китай в Тунис.

Океанская гладь свернётся,
Превратившись в холмы песков,
И семь звезд загогочут в небе
Серой стайкою гусаков.

Будут годы бежать, как зайцы,
Но в руке моей вновь и вновь
Самым ярким цветком столетий
Будет вечно пылать любовь».

Только тут все часы на башнях
Стали громко звенеть и бить:
«О, не даст обмануться Время,
Не тебе его победить!

В серых норах Ночных Кошмаров,
Где у Правды нагой свой грот,
Время замерло – затаилось.
Поцелуешь ты – кашлянёт.

Головная боль да заботы,
Истощающий суток спор…
Будет Время плясать беспечно,
Когда вынесет приговор.