Татьяна Славская - О, тайные природы письмена… Светопоэма

Как в Природе этакое строится?
Трое – вместе… А точнее – Троица.
…И вьюги-метели мели,
и ветры холодные дули,
но вместе деревья росли
и к небу листву дотянули.

Стволы и корни. Их не разделить:
из них, по ним Природа тянет нить
к зеленым листьям, их живому буйству…
Не отходи. Дыши. Учись. Любуйся.

От земли совсем недалеко
из ствола пробились к свету листья…
И на сердце сразу так легко,
и светлей, спокойней, мягче мысли.

Кроны – как высокие короны.
А над ними – выше, выше, выше! —
звуки сфер, небес святые звоны…
Только я не вижу и не слышу,
даже взгляда вверх не поднимаю, —
только кронам я сейчас внимаю.

Душа наполненно-светла:
я праздную – о нет, не дату,
а золотые купола
берёз в сиянии заката.

О, если с балкона, хотя бы с балкона
смотреть на осенние пышные кроны,
на это природное животворение —
решишь, что ты птица в высоком парении…

Зима. И кронам оголённым,
в себе самих почти уединённым,
не тягостно, не страшно и в ночи.
Всмотрись в их очертанья. Помолчи…
Их высь зовёт. Уже почти отживших.
Отзеленевших в юности своей.
Но светел дух. Дух не бывает «бывшим».
И высь зовёт. Чем дальше – тем сильней.

Ветвей чернеющих узор,
тревожно-трепетный, печальный
и, словно в горький миг прощальный, —
судьбе неведомой укор.

Обычные ветви,
обычные ветки
немыслимо разной —
весенней! – расцветки.
А в их сердцевине —
весенние соки,
что поят цветы
и соцветья, и листья…
И тают, и тают
тревожные мысли,
в том животворении —
светлом, высоком.

Там, в вышине, вы, листья, как на троне, —
на гордой, в небо устремлённой кроне.
Но холодом сменяется прохлада
и наступает время листопада,
и кроне вас приходится терять…
А ветви, что внизу вас поддержали,
вас бережно и нежно покачали,
не торопясь на землю отпускать.

Наши краски сравнимы лишь с солнцем —
и свежи, и чисты, и легки.
Почему ж увяданьем зовётся
это с чьей-то «нелёгкой» руки?!

Сошёл листопад на поверхность пруда,
у берега чуть зеленеет вода,
а жёлтые листья поодаль, на кронах
(на их очертаньях, в воде отражённых), —
как будто на легком и прочном плоту…
Те листья – живые: они – на плаву.

Неужели, неужели, – шепчут листья, —
мы когда-то жили там, в небесной выси
и так ярко, так азартно зеленели,
и меж нас звучали птичьи трели?
Неужели? Неужели? Неужели…

Там, в небесной чистой выси
вижу листья. Просто листья,
что на веточках повисли.
Отжелтели. Потемнели.
На невидимых качелях
откачались на ветру.
Я такими, да, такими,
листья, в память вас беру.

Когда последний лист на твердь ложится —
предзимнюю, холодную и серую —
во мне земное тленности боится,
ну а душа – в своё бессмертье верует.
Как лист, уже коснувшийся земли,
как мысль, что забывается невольно,
как легкий звук, растаявший вдали,
уходит Время – тихо и не больно,
расставив меты на своём пути…
И я хочу однажды так уйти.

Что видим мы – то знаем мы?
Нет – если только взгляд коснулся,
а строй душевный не проснулся…
Не до земли, а до зимы
тот лист последний дотянулся

А этот лист упал на снег
и там – один – не прозябает,
и снится, снится ночью мне…
И одиночество снимает.