Инна Фидянина-Зубкова - Былины от Инны. и другие сказки

Надо в бой идтить,
чтоб года свои ложить
на меч да на копьё.
Сколь осталось нам ещё?

А как домой воротимся,
так не наглядимся
на башку свою седую —
молоду-молоду-молодую.
И мысли, как у ребёнка:
«Не сгорит ли родная сторонка?»

– Ты покуда, рыцарь, скачешь?

«Покуда умом не тронулся.»

– А куда путь держишь, не скажешь?

«На Кудыкину гору.»

– Понятно.

«Понятно, так и проваливай!»

– А ты меня идти с собой не отговаривай.

«Вот чорт чумной привязался!»

– Ты, рыцарь, сам в любви мне признался.

«Я?! Когда ж это было?»

– Сам сказал:
«Хочу, чтоб сила меня любила.»
Вот я и есть твоя Сила Могучая!

«Что за зараза скрипучая
за мной увязалась?
Хочу, чтоб ты отвязалась!»

* * *
Как сказал, так и стало:
Сила Сильная от него отстала.

Стало плохо герою сразу,
стал искать на себе заразу:
лопнул блоху, две…
«Всё не то! Что за тяжесть во мне?»

Развернулся, домой поскакал.
Забыл покуда скакал.

А дома жена с пирогами,
тесть с ремнём, да тёща с блинами.
Хорошо! Да так хорошо, что больно.

Не думал рыцарь о воле вольной
больше никогда в жизни.
Кудыкину гору не поминал —
он и так всё на свете знал.

А силищи лишней
нам отродясь не надо,
нам со своей нет сладу!

Добромиру дома сидеть было плохо.
О «Вавиле и Скоморохах»
читать уже надоело.

Не наше бы это дело —
махать дубиной без толку.
Но если только
на рать, пока не умолкнет!

Выйдем, дубиной помашем,
домой поедем с поклажей:
копий наберём браных,
одёж снимем тканных
с убиенной дружины.

*
Ну что же вы в горе, мужчины?
Не плачьте по сотоварищам мёртвым,
они рядком стоят плотным
на небушке синем, синем,
и их доспехи горят красивым
ярким солнечным светом!

Оттуда Добрыня с приветом,
Вавила и Скоморохи.
И тебе, Добромир, неплохо
там в общем строю стоится.

*
Дома тебе не сидится?
Не сидится – бери дубину!
И про тебя напишут былину.

Дело было почему-то в Ростове.
Пошёл Добрыня туда за пловом,
там восточное блюдо научились готовить
(грех не попробовать, а попробовать стоит).

Попёрся во двор к ростовскому княже:
– Кто меня пловом обяжет?

Ну, пловом не обязали,
а повязать, повязали.
А как повязали, плачет:
– Я пожрать пришёл, а вы так, значит?

«Ах, пожрать он шёл! А мы то глядели:
гора прёт! На всякий случай оковы надели.
Развязывай его, ребята!
Плов готовь, Добрыня невиноватый.
Лиха беда – лишь начало.
Мы, ростовские, хлебами встречаем
(ну если не сразу, то позже)
и угощаем пиром почёстным!»

А у князя глаза соловелые,
щёки от вин раскраснелые,
брюхо откормлено.
И дочка княжна помолвлена
за купца непростого,
а за Тугарина-змея плохого.

Князю ой как эта женитьба не нравится!
Ведь Тугарин-змей всё время буянится:
то деревню какую спалит,
то Ростов по бокам подпалит.
Даже войско его боится,
он на зверя похож и бриться
сроду не собирается.
Дочка княжья слезой умывается.

Пока пир почёстный гудел,
да плов Добрынюшка ел,
припёрся Тугарин на праздник,
сел за стол, умял плова тазик.

Что-то Добрыню сие разозлило:
– Некрасиво так есть, некрасиво!

Отрыгнул на него Тугарин
и промеж ноженек богатырешке вдарил.
Никитич согнулся разочек,
разогнулся, разобиделся очень,
схватил змея и вертеть!

Повертел, покрутил и позволил лететь
до самого Киева-града,
до богатырской заставы, там рады
будут новой забаве бабы —
поляницы удалые (они у нас незамужние,
вам случайно не нужные?)

Как Добрынюшка змея закинул,
так проклятый век сразу сгинул.
Разгулялся ростовский люд:
«Где тут плов за так раздают?»

Князь на Добрыню Никитича не нарадуется,
сватает ему дочку свою. Тот отказывается:
– Мне б до заставы родной добраться,
богатырям помочь драться! —
говорит Добрынюшка князю,
а сам задом, задом
и бегом до Киева-града!

«Не женился чего? Такая награда!» —
друзья к Добрыне пристали.

– Э, вы невесту ту не видали:
она масенькая, с мой мизинчик.
Не влезть мне в её «магазинчик»!

* * *
Да, богатыри – это не люди!
Но о срамном мы писать не будем.

Не бывать богатырю без воли.
Да что ты смотришь в это поле?
Али рожь не красна,
аль весна не мила,
иль не семеро по лавкам,
то ли не при родах Клавка?

Ай и рожь золотится,
ай весна серебрится,
да и семеро по лавкам сидят.
Нарожает Клавка семерых ещё ребят!

А как ребята подрастут,
пойдут в богатыри —
час ищи их, два ищи и три ищи:
на какой заставе сидят,
во какое чисто поле глядят?

То ли рожь им больше не красна,
ой ли милая весна им не мила?
Может, семеро по лавкам да люли?