Рита Карамыш - Девичий виноград

В копне затейливых колечек, —
Мобильник заслонив рукой,
Жена кому-то громко шепчет
Обычное:
– С утра – бухой!

Бухой…
И, кажется, в запой
Уйдет роскошная харизма.
Хотя в работе механизма
Врачи давно находят сбой.

Гусь.
Водка с запахом имбирным.
Звонки… – Он – нужен! Он – любим!
В высоком зеркале ампирном
Он отражается, как мим.

Любим?
… Октябрь на солнце скуп.
Но ей светло в безлюдном парке.
Ах, листья! – тополь, ясень, дуб —
Глубокой осени подарки.

Он ей никто.
Верней, он – тот,
Кто стал никем ей в этом мире.
Гусь жареный в его квартире
Её явления не ждет.

Она сознательно – одна.
И если только по ошибке,
Задетая на пыльной скрипке,
Неясный звук издаст струна.

Лифт исцарапанный.
Жилище.
Как долго в логове замка
Стальным ключом дорогу ищет
Её озябшая рука!

Хранится в памяти секрет:
Недлинный телефонный номер. —
Зачем? —
В его поблекшем доме
Теперь какой-то офис. – Бред!

…Ночь.
Офис.
В окнах свет неярок.
Оргтехнику окутал мрак.
В проулке – взвизги иномарок
И лай породистых собак.

За дверью – камуфляж, наколка —
Бесчувственный охранник спит.
В тиши бессмысленно и долго
Конторский телефон звонит.

Б ыло в нем нечто (не путать с «ничто») —
Шарфы умел он носить и пальто;

Если закуривал с кем-то порой —
Неотразим был, как киногерой;

На пятачке физкультурного зала
Прытко носился с мячом, как борзая;

И, с оптимизмом своим неизменным,
В массе парней он глядел суперменом.

Хоть невысоким он был молодцом,
С не голливудским – обычным лицом.

Боле того: с этим вечным задором,
Не был он в целом ни умным, ни добрым.

– Не маловато ль тогда для успеха?
– Так недостатки тому не помеха!

Был на виду он всегда и везде,
В каждой беседе как рыба в воде

Или – рыбак – тот, что бредит уловом, —
Так подцеплял он находчивым словом;

Как бы случайно им брошенный взгляд
Так и пронизывал с верха до пят.

И номера те – увы! – удавались:
Люди в него непременно влюблялись;

Хоть ненадолго – на миг, на минутку,
Или – надолго. Всерьёз. Не на шутку.

Как после прыгали на берегу
Рыбки его, изгибаясь в дугу, —

Скука одна и рассеянность вместо
Жаркого взгляда, широкого жеста!

Сам же – рыбацкою жаждой томим —
Был он для невода неуловим…

– Кажется, ваш заострён карандаш
На субъективный достаточно шарж.

– Хватит с него и чужого елею!
– И вам не жаль его? – Не пожалею!

– Чем увенчается злая картина?
– … Нос у него был, как у Буратино!

В лоне заводской окраины,
Как ручей, неглубока,
Протекает Таракановка —
Неприглядная и странная,
Из вчерашних дней река.

Гулит, не ворча, не жалуясь
На ужасный внешний вид:
В русле – арматура ржавая,
Горбыля труха шершавая,
Да куски бетонных плит.

Водомерки в ней не водятся,
И рыбёшки не снуют,
Не гуляют хороводами —
Светится один, разводами,
На поверхности мазут.

Дурно пахнущими водами
Брезгуют и плавунцы…
Но в реке отлично водятся,
А сказать точнее – возятся
Малолетки-сорванцы.

С мамами, конечно, сложности…
– Больше некуда пойти?!
Ведь не речка, а убожество!
Но… подобные возможности
Вряд ли можно где найти.

Там есть глина с крошкой каменной;
Если ядер налепить,
То, сражаясь, теми ядрами
Можно целыми эскадрами
Вражьи корабли топить.

Дно обшарить неизвестное
Можно там, где глубина,
И – усильями совместными —
Крупное и интересное
Что-то выволочь со дна.

Можно на плоту отправиться
Хоть за тридевять земель…
Но, поскольку плот шатается,
С ним бывает трудно справиться
И не налететь на мель.

Берега, водой подмытые,
Стоит только разгрести,
И в завалах камня битого
Можно что-нибудь забытое
Или даже клад найти…

– Есть, помимо Таракановки, —
Зал читальный, там, музей
Или выставка какая-то… —
Снова речка окаянная,
Чтобы пусто было ей!

… Сколько же добра полезного
Из домов утопло в ней;
Сколько было там порезано
И ладоней, и ступней;

Сколько ни за грош положено
Кед, сандалий и сапог;
И больных в постель уложено
По причине мокрых ног…

Помнишь нашу Таракановку?
Место то найдешь едва ль:
Там проезд теперь Стахановский;
Под землею Таракановка.
Жаль!

C этим всё понятно,
Этого не трогай —
Он стоит на страже
Своего добра;
А добра, как денег,
Не бывает много,
И его должно быть
Больше, чем вчера.

Тот стоит на страже
Своего покоя:
Мир удобней ссоры —
Тут не прогадать;
Кто ж не понимает —
Можно за такое
С чем-то примириться,
Что-то оправдать.

Но и та не страже:
Ей не всё едино,
И уже проложен
Путь туда-сюда;
Кредо – половинчатость,
Кредо – середина
И улов сулящая
Мутная вода.

Этот – беспощаден;
Он – за постулаты:
Есть законы, нормы,
Их не изменить;
Хоть под пыткой выявить
Тех, что виноваты,
И казнить на площади,
Всех как есть казнить.

Ну, а что такое?
Что у них случилось?
Да что бы ни случилось —
Стража, не зевай!
Жизнь грозит уроном —
Стража всполошилась:
Заверенья, бегство,
Канонада, лай.

З нала способы стать красивою:
Перманент, бигуди, начёс;
Но она родилась ленивою
И тяжёлых не стригла кос.

Та и эта – с холёным спутником,
В отношеньях то свет, то тень.
А она родилась с этюдником
И крутить ей романы лень.

Да, могла бы заняться личиком,
Совершенствованьем манер…
Но воскресною электричкою
Она вновь махнёт на пленэр.

Не пугает маршрут неведомый:
Рядом с нею её «конвой» —
Как она – одержимый, преданный,
Синеглазый, покорный, свой.

Отгороженные картонками,
От всего и всех далеки,
Они пишут кистями тонкими
Незабудки и васильки;

И наносят кистями плоскими
Голубые полоски льна;
И молоденькими берёзками
Даль прозрачно оживлена;