Иллона Александрова - Ведьмин рай

Как же не быть счастливой,
Как не играть с огнем?
Я же всегда красива!
Мы же всегда вдвоем.

Это лавина страсти,
Это как горный сель.
Как-то сложились масти,
Я твоя Лада, Лель!

Лель мой, моя отрада!
Встреча среди зимы.
Сердцу только и надо:
Согрей, пойми, обними.

Если б я захотела,
Все было б к моим ногам.
Только зачем мне тело,
Не нужное богам?

Странной любовью полон
Мой обветшалый дом.
Звоном со всех колоколен
Словно ума лишен.

Я возвращаюсь к Свету,
Я на пути к небесам.
К теплу, к водопадам, к лету!
Туда, куда знаешь сам!

Ты же мой ненаглядный,
Словно по мне кафтан!
Ты же – моя отрада!
Ты же все знаешь сам!

Только плотью от плоти,
Вирусемия в крови.
Занесите на счетик
Материнской любви.

Лель мой! Моя отрада!
Песен твоих нежна трель.
Только если, я – Лада!
Я тебе – Мать, мой Лель!

Деревянные дома умирают
С запахом хвои.
Хочется, чтобы так было.
Это больное.

Закрываешь глаза
И пахнет
Облаками от земли.
Деревянные дома умирают,
Но ты – живи!

На обочине, у дороги,
За рекой. Не глубокой
И без названья. Не весть какой.
Дом стоял зеленее леса,
И там жила
Самая настоящая принц-принцесса,
Амон-Ра.

Дом был крошечным,
Как игрушка.
Монет то нет.
И жила с ним его подружка
Амонет.

Только не было у нее тела,
Ни рук, ни ног,
Может она и хотела, да бог не смог.
Может она и любила,
Раз с ним жила
Только уехал в Фивы
Амон-Ра.

Хоть он и был богом,
Но и бог – плут.
И он вернулся вскоре
С какой-то Мут.

Слава о демиурге
Верховных жриц
«Супруги бога Амона»
Не прячут лиц.

Вечер. Граница неба —
Огненный фронт.
Солнышко закатилось
За горизонт.

Деревянные дома умирают
С запахом хвои.
Греция. Термы. Кто-то рожает.
Дафнис и Хлоя.

Она же измучена,
Как от жажды.
Он молоком козы
Вспоен.
И вот однажды
Столкнулись сны.

Дом 18.
Улица. Лето.
Но все не то.
Запахи. Мухи.
Кофе. Котлеты.
Вагон метро.

Питер, не Греция и не Египет,
Не черти с ним.
Над стадионом синеет вымпел:
«За Зенит!»

Солнце в зените.
Ноги, как в вате.
В огне душа.
Ели-ели встала с кровати.
Но хороша.

Лет – 18. Дом – 18.
И без обид.
Хочется спрятаться и
Остаться.
Мозг болит.

Деревянные дома умирают
С запахом хвои.
Хочется, чтобы так было.
Это больное.

Закрываешь глаза
И пахнет
Облаками от земли.
Деревянные дома умирают,
Но ты – живи!

Я не то, что есть, и не то, что вслед,
Я пришла на Русь, чтоб держать ответ.
Я и ночь твоя, я и яркий свет,
И моя рука держит арбалет.

Я твоя Княжна, как дурман-трава.
Я жива в веках, и в сердцах жива!
Я твоя Княгиня,
Царствуй, Берегиня!

Не гореть огнем, не тонуть в воде,
И нет правды там, нету во Христе!
Ты прости мне Мать, что дала отнять
У народа имя!
Царствуй, Берегиня!

Как земля дышу, колоском дрожу,
Крест в себе ношу, за тобой спешу!
Я не то, что есть, и не то, что вслед,
Я пришла на Русь, чтоб держать ответ.

Я пришла сквозь сны, что тобой полны,
Гнев моих богов, соль моих стихов.
Я твоя Княгиня,
Царствуй, Берегиня!

У богов прошу божьей милости!
Чтоб могла из тьмы правду вынести.
На моих плечах небо шаткое,
И дыряв ушат с лягушатами.

Я твоя Княжна! Я тебе верна!
Как утес сильна, и как степь вольна.
Возродится Русь! Нет святей земли!
Все мы русичи! Все сыны твои!

Я твоя Княгиня,
Царствуй, Берегиня!

Вокруг меня собачьи стаи кружат.
Огрызаюсь. Отталкиваю.
Скалю зубы, почем зря.
Понимаю, с такой фигурою
Меня давно отпели егеря.

Щетинюсь. Харкаю кровью.
Горлом пошла кровь.
Если б хоть один
Был из них волком.
Была б – любовь.

Сгусток абортивный. Не случилась жизнь.
Вода заливает улицы, заливает лица.
Листок тетрадный. Замри. Удержись.
Под твоими пальцами рождаются птицы.

Тысяча бумажных журавликов. Тысяча и еще два.
Ты не успел сложить их. Высохли пальцы.
С неба, с деревьев, с крыши… Листва, листва!
Ветер подхватит и словно танцует сальсу.

Сгусток. По капле, по капле. Алая кровь.
В этом есть все: беспозвоночное нечто.
Мертвою хваткой горло сведет любовь
Ко всему человечеству!

Роятся, кружатся, как стаи сонных мух,
Как белый пух, как первый снег летящий,
Сто тысяч слов, влиятельных, изящных,
И горло сводит, прерывая дух.

В раз умереть, не сосчитав до двух,
Чтоб слов других уже вовек не слышать,
И только чувствовать, как сердце твое душит,
Всем существом преобразившись в слух.

Слова. Слова. Стекая по запястью,
Ты что-то шепчешь прямо в рукава.
Пытаюсь руки вырвать. Не права!
И бездыханна на пороге счастья.

Мое безмолвие таит в себе покой,
Все злато мира. Где же тут угроза?
Словами ты рисуешь в вазе розы.
Но я тебе не верю, дорогой.

Быть может ты, какой-нибудь другой,
Пытливым слогом чаровал сознанье.
И рухнули основы мирозданья.
А вот сегодня ты опять со мной.

Опять роятся стаей сонных мух,
Как первый снег хрустальный, настоящий,
Сто тысяч слов, влиятельных, изящных,
И горло сводит, прерывая дух.

Одна, как перст. Зияющая рана.
На берег хлынет и уйдет с волной.
Ты – Ариель, принцесса Океана,
Лишила сна и отняла покой.

Ты был дороже ей всего на свете.
Ты был ей другом, мужем и царем.
Она – дочь моря и огня. Ты – ветер!
Ты в бесконечном детском сне ее.

Когда вы были вместе, плыло небо,
И растворялось в голубой воде.
Ты много ездил, где ты только не был,
Но в сердце жил повсюду и везде.

Те дни прошли. И солнце раздражает,
Когда ты вечно смотришь на него.
Любовь хрупка. Разбили – умирает.
И в миг не остается ничего.

Ты улетел. Там города и страны,
Там мир огромный, только без нее.
Спит Ариель – принцесса Океана,
Ты в бесконечном детском сне ее.