Владимир Карнаухов - Истечение. Книга стихов

Голодная стая встревоженных мыслей,
Разбойная воля души.
В одном человеке ныне и присно
Живёт на кровавом пути.
Тюрьмою зловещей порушены годы
В один не обдуманный шаг.
Потом, как на счётах, костяшками ботал
Этап, за которым этап.
И как-то на зоне прозаик отстойный
Про хату одну нашептал,
Что куш там профессорский и достойный
И ржавый повсюду металл.
Исчез постепенно прозаик по жизни,
Снега отступали не раз,
Стучали по крышам холодные ливни,
И вот долгожданный указ.
Откинулось время свободой голодной,
Взметнулось тревожным звонком,
И хата, где куш с состояньем огромным,
С профессором был за столом.
Скажите, ответил он медленно вору,
Как только затвор заскулил,
Вам адрес назвал тот, кто с именем Рома?
Так он мой единственный сын.

Как в увязшую тину любовь затащила,
Где на грязях лечебных он язву лечил,
Минеральной водичкой так круто поила,
Что друг мой от усердья её перепил.
Советы нужны, пока нужен ты сам,
И вот он пошёл за советом.
Ложитесь, сказала, таблеточку дам,
Лежать так пришлось до рассвета.
Заблудшей овечке блудить захотелось,
Козлу пощипать лепестки,
И воздухом горным всё так завертелось,
Что больше хотелось любви.
За каждым кустом воспалялись от страсти,
В пещерах дышали огнём,
И не было пары видней и прекрасней
За тысяча вёрст кругом.
Уже организм заблокировал язву
И вывел накопленный шлак,
Но думал герой, по горло увязнув,
Какой же он всё ж дурак.
И утром последним, ни с кем не прощаясь,
У дерева выломав сук,
С вещами по склону горы пробираясь,
Резко рванул на Машук.

Я у Бога прошу окончания лета
С его адской жарой, что взрывает сердца.
Где под крики сирен чья-то песенка спета,
По земному проспекту уносясь в никуда.
Горемычный народ, как в авоську большую,
Свои души сложил с именами людскими
И безменом на вес духоту городскую
Принимает в таблетках горстями любыми.
Только ветер, как пьяный, с одышкой тяжёлой
За бугром притаился в густых облаках,
Чтобы кинуться с воем, вдвоём с непогодой,
На авоську, что виснет на пыльных кустах,
Где уже уложили с ответом взаимным
Разорвавшие в пекле на клочья сердца,
И на мраморе светлом с пристуком фамильным
Уже выбиты все имена.

Всё-таки услышал, но поздно.

Километры.
Города.
Небо, звёзды,
Космос, мгла.
И ты,
Одинокая в квартире,
Сон томишь
В любимой книге.

Через глаза проходит жизнь,
Как встроенные микросхемы,
Они включают свой режим
И гаснут не по делу.
Где всё записывает память
В багаж двух полушарий,
Где время начинает грабить
Накопленное из воспоминаний.
И кто кого когда узрел
В бесчисленные встречи,
Поможет на любой манер
Вернуть с противоречий.
Но всё уже скатилось с рельс
С железом под откос,
И под лопаткой та же резь
И мучавший вопрос.

Эклером вертится мечта
В зеркальной, солнечной витрине,
И вся от сладкого возня
Дрожит от вкусовых извилин.
Приятней выйти за пределы
И огорошить весь колхоз,
И дюжину таких эклеров
Поставить на пустой поднос.
И начинать гасить, как свечи,
Одно творенье за другим
И думать, что ещё не вечер,
И весь процесс необратим.
Понять, что я пришёл к мечте,
Что вот она, запита соком.
Последний взбитый в череде
Глядит с подноса одиноко.

Включился в полночь от розетки,
От оголённых проводов,
Глаза лучами шли по стенке
Накалом двух прожекторов.
Клочки волос стояли дыбом,
Рот раскрывающий углом
Старался выправить учтиво,
Маяча искромётным лбом.
Холодный пот менял оттенок
Раскрашенного бойца,
И под пижамой звук железок
Давали нежных два яйца.
Благоухая внешним видом,
Случайно вышел на жену,
Она пропела слово: милый!
И рухнула столбом во тьму.
Прожжённым следом на балкон,
Прошёл, пугая дочку,
И, обесточив с треском дом,
Благодарил врачей за ночку.

Носил заточку в сапоге,
Любил фартовую девчонку
И говорил своей шпане,
Не лезьте вы ко мне в печёнку.
Раздольные гуляли дни,
Весна на зеркале висела,
И я дарил тебе цветы,
Чтоб ты от счастья хорошела.
Мы были встречены любовью,
Не замечали край земли,
И брызнуло однажды кровью
На наши чувства от шпаны.
Раскинь, дружок, за свой расклад,
Но мы идём на дело завтра.
Пока для нас ещё ты брат
И не пытай судьбу напрасно.
Их всех свинтили на малине,
Как только утро за порог.
На зоне все они решили,
Что это я ментам помог.
Года корёжили металл,
Скрипя железом по бетонке,
И вот один меня узнал,
Напомнив резко о девчонке.
Носил заточку в сапоге,
И как нелепо он валился,
Так и остался ствол в руке,
Который вдруг не пригодился.

Попробуй в ванной смыть своё презренье,
Что за зиму, как снегом, нанесло,
И перечнем шампуней, без сомненья,
Найди, пожалуйста, не торопясь, своё.
«Собачья чушь» – всё наше оправданье,
И, сталкиваясь, на квадратных метрах,
Одно лишь неизбежное желание
Нам говорить на непонятных жестах.
Пусть между пальцев проскользнёт вода,
Но что-то замешается и в этом.
Прошу тебя, открой свои глаза,
И выйди ты из ванной человеком.
Давай забудем всю банальность разговоров,
Отключим таймер прошлых отношений,
И не искать всю крайность в наших спорах,
И быть подальше от твоих презрений.

Ваши глаза, как створка у фрамуги,
И хлопают с такой же простотой,
И взгляд ваш, независимой подруги,
Пронзает холодом на улице ночной.
Накидывая с мехом капюшон,
Пытаясь спрятать беспросветный омут,
Вы достигаете взаимность двух сторон,
И господин становится ваш робот.
Любое заведенье для души
Откроет вам зловещие объятья,