Василий Рожков - Заметки на полях. Поэтический сборник

Выход из этой истории,
Наверное, был бы прост,
Но сильно штормило море
И не было видно звёзд
Воочию и в телескопе,
Когда я – почти на спор! —
Попал в колдовские копи
Цверга с далёких гор.

Казалось, что добровольно,
По личному наитию
Я опускался в штольню,
Жизнь посвятив свою
Добыче руды и меди,
Золота и камней,
Думая, что на свете
Нет ничего ценней.

А цверг, нахмурившись строго,
Чёрный, сутулый, злой,
В высоких своих чертогах
Пытливо следил за мной,
И всё, что в округе было,
Склонялось пред ним, дрожа,
И солнце не доходило
До горного рубежа.

Такая вот вышла небыль
Однажды из-под пера,
Пока укрывалось небо
За тучами до утра.
И если я смог состариться,
Породу во тьме рубя,
То всё это не касается,
Радость моя, тебя.

Сказка совсем иная
Нам с тобой суждена
И жизни моей, я знаю,
Совсем иная цена.
В мире, где жизнь отвергла
Долгую ночь в пыли,
Нет никакого цверга
И нет его кабалы.

Мы будем вполне достойны
Легенды с хорошим концом
И смертоносные штольни
Заменит уютный дом,
Где море шумит, а рядом
Впадает в него река
И дивным зелёным садом
Окрашены берега.

Пусть наша сказка навеет
Кому-то прекрасные сны,
Пусть ночью станет светлее
От взгляда звёзд и луны.
А там, где за тёмной границей
Горы сжимают кольцо,
Мне будет легче трудиться,
Помня твое лицо.

– Ты веришь мне, Томас?
– О да, Королева.
– Так следуй за мною, идём
к далёкой земле, где Великое Древо
сияет и ночью, и днём,
весь мир осветив от конца до начала,
все грани объяв бытия.
Уйдём без возврата, нас ждёт у причала
крылатая лебедь-ладья.

Возьми свою верную арфу с собою,
а всё остальное оставь,
по бурному морю, взыскуя покоя,
к незримому берегу правь.
– Но что я оставил вдали, Королева,
и помнить я буду о чём?
Вся жизнь моя прошлая – отзвук напева,
я прозван не зря Рифмачом.

Был замка хозяином, странником диким,
и бардом, и воином был.
что станет с моим песнопением тихим,
что ждёт тех, кого я любил?
– Не бойся, успел ты стихами восполнить
все горести мира сего.
Но в свете Великого Древа ты вспомнить
не сможешь уже ничего.

А те, что любимы, по миру продолжат
свой бренный решительный бег.
и слава Лермонта продолжится тоже,
умножит её человек.
На горести мира восстанет потомок,
наследством твоим дорожа,
и явится к Древу. Ты веришь мне, Томас?
– Я верю тебе, госпожа…

Ужели моим благородным потомкам
назначена тяжкая дань?
Ужели земля остаётся в потемках,
уйдя за последнюю грань?
– Увы, человеку не сладить с судьбою,
Ведь в буре спокойствия нет.
Правь к берегу, Томас.
Я рядом с тобою,
И с нами наш истинный Свет.

Смейся, море! Земля, резвись!
Ходуном проходите, штормы!
С донных впадин взмывайте ввысь,
Корабли идеальной формы!

Старый кракен, лихой жонглёр,
Вас смешает со звёздной дробью
И щербатой расчёской гор
Локон облак взобьёт над бровью.

В небо-зеркало загляни,
Двойнику пожимая руку.
В ветви рёбер вплелись ремни,
Изгибаясь подобно луку.

Смотрит космоса Полифем
Из-за края бесстрастной бездны,
Как в бутоне раскрытых ферм
Поднимается жезл железный,

Как искатель былых побед
Рвёт ногтями остервенело
Атмосферы тугой послед,
И пронзает нагое тело

Метеоров толчёный лёд,
Растрепав океаны лёгких.
Так стрела зажигает влёт
Маяки островов далёких.

Золотая глазунья солнца
Шепеляво шкворчит на небе,
Где чужая душа пасётся
После опытов в «Аненербе».

От расплавленной позолоты
Мы легли под забрало крыши,
И терзаем согласно КЗОТу
Мятый коврик убитой мыши,

И, гуляя трусцой усталой
Лабиринтами байт и битов,
Расцветаем молитвой-тайной
Над каньонами мегалитов.

Дыханьем белого цветка
Повеяло на озеро и всё
Оно в лучах затрепетало.

Кто видел моложавого оленя,
Из серого утёса на бегу
Ретиво добывающего искры?

Зелёной веткою прильнув
К косматой гриве солнца,
Скачет день.

Живите, братья!
Прискорбием осенних холодов
Покроется вода ещё не скоро…

– Почему ты всегда молчалив, как последний тупица?
– Потому что глухим самый громкий ответ – пантомима.
– Почему ты не спишь по ночам? – Я пытаюсь добиться
Декадентских кругов под глазами без помощи грима.

– Почему ты медлителен, словно боишься быть первым?
– Первый раньше уйдёт, я хотел бы помучиться дольше.
– Почему же от мира себя ограждаешь барьером?
– Это мой эшафот, порождённый причиною той же.

– Почему ты стоишь на вершине того эшафота,
На виду у народа себя самого колесуя?
– Там не будет меня – так притащат другого кого-то
Да извне позовут чужака, палача-рукосуя.

– Почему бы не стать с человечеством целым единым
И поведать что должно понятным умеренным слогом?
– Потому что, идя от краев к золотым серединам,
Я устану быть тем, кто меня развлечёт диалогом.

Кошки – животные странные,
Ни на кого не похожие,
Мягкие, но многогранные,
Ранимые, но толстокожие.
Они существа фантастические,
Возможно, инопланетные,
И взгляды у них саркастические,
И шубы у них разноцветные,
И когти у них под подушками,
И рты широко разеваемы,
И щупальца завитушками
(Усами их называем мы).
Ещё у них лапы парные,
Чтобы планету исследовать,
И речи высокопарные —
С самими собой беседовать.
Но кошки – не аутисты.
Но кошки – не интраверты.
Они иногда артисты,
Поскольку дают концерты.

И где-то на белом свете
В секретном кошачьем центре
Проводятся эксперименты
Со всем, что есть на планете.

Бывает, что кошка сядет
И станет как бы не кошка.
Значит, она в засаде
И занята немножко.
Ведь ей абсолютно, в принципе,
Всё равно на кого охотиться.
Главное – вовремя выцепить
То, что вблизи находится.
А если есть что-то не наше,
Зловредное и плохое,
Кошка придет и ляжет,
Пузо уткнёт меховое
В трансцендентальную дырку,
Закупорит злые потоки
И будет во сне мурлыкать,
Слагать неземные строки.

(Главное – не пытаться
Понять её замысел тайный.
Мы тоже ведь, может статься,
Объекты её испытаний…)