Владимир Иванов - Математическая колыбельная. Стихи и е-байки для внучат

Из-за бестолковых словарей, утерявших главный смысл ПРЕ и записавших их в учебники обычными ПРЕфикциями для табуинов (любителей всяческих табу). А повстречаются по пути знаки ПРЕпинания, то пусть они будут исключительно верные. ПРЕ. – мн. «паруса», только др.-русск. пр;, Куда мы прём, с своим рулём?

Красный=алый, а паруса=Пре, что по толковым словарям сверяю, то есть Алые Паруса выходят очередной красивой перепевкой про Ассоль Прекрасную. Вот такая мистерия про таинственную улыбку Джоконды, где всё – символически просто.

Ты столько оборотов намотал.

Ещё, ты сколько тысяч промотал?

Одних тянул, других толкал,

Вся жизнь – один лишь коленвал.

Другим свой трудно сделать оборот,

Крутнуть нет сил и в жизни не везёт.

Ты бы и дальше шелестел поршнями,

Когда бы им покоя кольца не давали.

А так для каждого по своему горшку,

Чтоб крепче сжать и дальше по уму,

При каждом обороте, чтоб не сник,

Раскручивать своей фортуны маховик.

И при свечах горючего хлебнуть,

Реанимация искрою, – Снова в путь!

Здесь по-новому кипит, угар в нагар,

Крутнись ещё, пока мотор не стар.

В деревне с плотником жила одна девица,

Была она в сложении сказок мастерица,

И от сантехников случалось оной зачинать,

Чтоб было, что потом подругам рассказать.

Как от сантехника к ней снизошёл святой духан,

Что он – не хам, когда немного только пьян.

А что подруги? Они, ей веря, соглашались,

Сами про дух святой былин обсочинялись.

О дурочках прелестных сей сюжет,

У них есть дом, в котором печки нет,

И ждут по-осени они весны, порой.

При них дурак, ужас какой.

Для всех знакомых,

– Он на печи умчался с дома!

Всё есть, а печень не печет и нет фигуры,

Есть ожиревшие в своей гордыне дуры.

А дураки по свету носятся с печами,

С одной куйнёю за плечами.

Так и дошли мы до бездушного оргазма,

Не вынеся душевного сарказма,

Желудком сердце до земли прибито,

А тело ищет общепита.

Дарить любовь, что ещё проще?

Лишь, продавать мослы и мощи.

PS Куйня – продукт кузнеца Вакулы, для обмена на царские черевички для панночки.

Цвет зарослей черемухи душистой

Зонты сменили бузины пушистой,

Сирень садов меняет цвет за цветом

И вот, весна стремится в лапы к лету.

С весной прошел романтики налёт,

К лету вернулись трезвость и расчет,

С цветом истек нектар пчелам в пример,

Лёгкость цветов сменяет ягодок размер,

С природой спорить – время зря терять,

С плодом своим, всяк будет зимовать.

Их розовая жизнь – реклама батарейки,

Другие улыбнуться, так себе семейки,

Громко стучат и чётко, по уставу барабанят,

Но распродажи их всех больше манят!

Моднейших граждан там кружатся своры,

Доверчивых лохов в кругу льстецов и воров.

Царит там алчность с видом благородства,

Расчётливость души, расстройство и уродство.

Он видел, как божественным огнём грелся мир,

Бредущий с факелом отца, сатирический кумир.

Жизнь отыграть в смешных ужимках обезьянок,

Страдая от сердечных ран и случайных ранок.

Чтобы потом вокруг людей, собрались чучела,

И о твоих служанках с Витей что-то промяучили,

– Ярмарки площадь, что теперь всегда вокруг,

Петрушкам рай, доходных мест сердечный друг.

PS PRO Сальные новости

Незаметно для себя, мы оказались в мире торжества информационного мусора для Элочек Щукиных или Фимочек Собак на мышином языке переписывающихся новостями о сыре и обменивающихся вырезками из модных журналов о тушканах, и барсиках жалкой Вандербильдихи. Кому нужны современные поэты, если душки и с АСами не в ладах настолько. что даже звука о Пушкине боятся, как черт ладана, прикидываясь пацифистками или растительноядными.

Слюной исходит нынче пена, СССР кляня,

Что секса не было с машиной у меня,

Предавших заветы, присосалось много,

Не стать во дворе, не объехать дорогой

И не заставишь работать ты ловкую блядь,

Есть пост сторожить, и постель, где сосать.

И не исправить уже словом мелкую уродину,

За иномарку мальчишка предаст и Родину?

Каким смешным бы не казался этот Дед,

Одет в халат или изысканно раздет,

Своих оленей гонит к морю он,

Или ползёт по пробкам в Мореон.

Весь в модных самогонных веяниях,

Или разведать что-то новое у Ксении,

Чуть рассмешить свой седою бородой,

Это декабрь, месяц пришел такой.

И если сизым кажется огромный нос,

Прости его, такой теперь Мороз,

Невежлив к бабам и валяет дурочку,

Так это он искал к зиме Снегурочку.

Потел и там и здесь он всех быстрей,

На кастинге снежинок, заек, Мизгирей.

А впрочем есть традиция у нас такая,

С друзьями в баню и пусть сами выбирают.

С надеждою гляжу в глаза самой Надежде,

Вы, извините за настойчивость меня, невежду.

Вы – женщина, другой не вижу я причины,

Понять в глазах тоску голодного мужчины.

Вокруг, все запивают воду, словно балерины.

Зуд из меня, почти комарик малярийный,

– Здесь, кроме силоса, хоть есть поесть кого?

– Вы подождите, будет мясо, полчаса всего.

Спасительница тех, кого в буфете рок собрал,

Чтоб никого в той суматохе я не покусал,

И все бредут вокруг неё суетливой толпой.

Не зная, что живут, этой Надеждой одной.

(Моей боевой подруге по светским тусовкам певице Злате Божен – посвящается)

Пульсом стучит во мне мантра одна.

Как с неба стекает на землю вода.

Я в воду, раздевшись, смело войду,

И к небу, взлетаю, я словно в бреду,

Фарш невозможно провернуть назад,

Моей любви ты не был рад.

Тебе дарила всю себя,

Ты не сберег эту силу огня.

Царевной-лебедем раньше ты звал,

И верность мою в свои руки прибрал

Небесной воды охладевший поток,

Мне вычерпал силы земной голубок.

Фарш невозможно провернуть назад,

Моей любви ты не был рад.

Тебе дарила всю себя,

Ты не сберег эту силу огня.

Пульсом стучит во мне мантра одна.

Как с неба стекает на землю вода.

Без огонька, вздыхая одна уж давно,

Как камасутру читаю эту мантру в окно.

Фарш невозможно провернуть назад,

Моей любви ты не был рад.

Тебе дарила всю себя,

Ты не сберег эту силу огня.

Мне птицы щебечут в окошко ответ,

Что лебедя верного поблизости нет,

У синего неба лишь радужный след,

А глупый охотник желает и ищет ответ.