Александр Иванченко - Полет души. Поэмы и стихотворения

Как будто злобный клещ
Пронзает покров тела,
Врастал на ровне плеч
Осколок в чрево древа.
Чтит память о бойце,
Дуб-старожил Миуса,
Во вражьем, будучи кольце,
Презревшем участь труса.
Не нужно ждать нам до поры —
Под слоем вековой коры
Пока осколок не исчез,
Имея в тайне важный вес,
Будь не ключом – звеном разгадки,
Искатели, к которым падки.
Когда ж пытливый спецотряд,
Энтузиастов длинный ряд,
В полезность дела свято веря —
Он за войной закроет двери.
Во имя мира на земле,
Солдат, мы помним о тебе.
С высот открылся вид обзорный,
Что в парке довоенном тир;
Через прицел стрелок позорный
На «мушку» брал ориентир.
Когда-то русские красоты
Художник местный рисовал —
Сейчас, боец стрелковой роты,
Отход пехоты прикрывал.
У комля древа толстый корень,
(Воронку развернул снаряд)
Боец залег за оный вровень:
Пред ним фашистов длинный ряд.
Раздвинув сошки на упор,
На фрицев «дегтеря» направил.
Засечку дубу не топор —
Фашистский снайпер вмиг оставил.
Осиным роем пронеслись
Гонимы «шмайсерами» пули.
Они в грудь дерева впились,
Ломали ветки кроны, дурры.
Поднявши взор, сказал: «Держись!
Меня не взять им! Повоюем?!»
«Тебя прикрою. Ты прижмись
Ко мне поближе. Повоюем!!» —
Кивнула в одобренье крона.
Боец, нажавши на курок,
Не слышал падающих стона.
Фашистам первый дан урок:
За павших в том бою солдат,
За тех, кто ранен, отступает;
Кто плачет у сгоревших хат,
За тех, его кто вспоминает.
Со лба катился с кровью пот,
Ствол остужался с древа соком;
Кровавый впитывал «компот»
Корнями дуб под рваным боком.
Казалось, страшный симбиоз:
Ведь древо с плотью не едины?!
Но вместо крови – ручьи слез
Из раны плоти-сердцевины.
Что для вселенной есть минута?
Ничто, быть может пренебречь?!
Когда вокруг такая смута,
То станешь миг любой беречь.
За три секунды и пол – жизни
По кадрам сможешь просмотреть:
Родиться за минуту трижды,
Со страха трижды умереть.
Когда тяжелый миг настанет,
Вы призовете в помощь мать:
И сердцем боль она притянет,
И может жизнь за вас отдать.
Покоя мамы не нарушил,
На помощь не призвал отца,
Он на врагов свой гнев обрушил:
«Исполню долг свой до конца!…»
Отбил атаку: немцы к яру
Сползли, притихли, залегли;
Дрожали руки, будто спьяна —
«Патроны, воин, береги!»
Прикрыл отряд для отступленья —
Момент хороший отойти:
Враги – подкралось вдруг сомненье, —
Проход за мной смогли б найти?!»
Бросался дуб в глаза обхватом,
Развесистый, красивый, статный;
И, «симбиозным» стал он братом,
С бойцом свершая подвиг ратный.
Заслон врагам стал, что заноза,
Терпенья кончился заряд,
Решили вынуть «без наркоза»,
Устроив минометный ад.
Земля вздымалась словно перья,
Когда подушки «перебьешь»,
А дерн, что рваная материя —
Заплат к прорехам не найдешь.
Смердяче-едкий запах тола
И скрип песчинок на зубах;
Затмило дымом вид простора
С ядреным матом на губах.
Осколок, «расписавший» тело,
Раскроив с галифе сапог,
С шипением вонзился в древо,
Но с древом сделать, то ж не смог.
Все виды с мыслями прервались,
Лишь в подсознанье: «Коля, жив??»
Зрачки открытые остались:
В зеркальном отраженьи – взрыв.
«Тайм-аут» взять в игре со смертью,
Собраться в мыслях, покурить,
А боль от раны воин стерпит —
Судьбу за спешность покорить.
А может вовсе так остаться —
Прожить минуту пострашней,
Чем с «жницей» костной «обвенчаться» —
Определись с сим, брат, спешней.
Солдату в коме мнятся корни,
Которыми он в землю врос,
А рядом с ним, такой же стройный,
Стоит могущий брат-колосс.
Свела их вместе здесь война,
А матушка-земля сроднила.
Коли б судьба была вольна,
Такой исход не допустила.
Чем колосс мог, тем и помог,
Прикрыв российского солдата.
Хоть крона в небо, но не Бог —
Мелка воронка, без наката.
«Пожил прилично – думал воин,
В свои – то девятнадцать лет?! —
Быть может, лучшего достоин,
Чего ж теперь о том жалеть.
Позором род свой не покрою.
Пускай простит старушка-мать,
Что непослушен был порою,…
По мне дам повод ей страдать…»
Как поступить мог комсомолец?
Приказы нужно выполнять:
На фронт ушел, как доброволец
И злость к фашистам не отнять.
Пошевелил ногой. От боли,
Он, стиснув зубы, застонал;
Собрав в «охапку» силу воли,
Прочь мысли скорбные прогнал.
Рванул с одежды мокрый кант,
Сестре, припомнил, вязал бант;
Что было сил, бедро стянул,
Что нет детей, слегка взгрустнул.
Какой, боец, теперь расклад:
Отрыл гранаты, словно клад;
Патронов в диске – «с гулькин нос»,
Для штык-ножа особый спрос.
Подняться если б во весь рост —
Сигнал к атаке очень прост:
Увидев за собой цепь роты,
«Ура!», направив «перст» на доты.
Еще б сколь наших полегло
(Немного с сердца отлегло),
Не будь прикрытия, тем паче.
На миг представил – мама плачет.
Когда б все слезы матерей
Собрать в едино, скорбь людей
Служила б берегом реки:
Потоком бурным потекли
На вражьи танки и пехоту,
И не одну спасли бы роту,
Смывая нечисть на пути —
Сыны могли с войны прийти.
Предсмертной не писал записки,
Пополнить неизвестных списки
Наш воин мог, но не о том,
Сейчас он думал о святом.
Свой долг исполнить до конца —
Уже замкнулась брешь кольца…
С поднятой гордо головой:
«… черный ворон, я не твой!…»
Врагов кураж сей не устроил.
Когда «блицкрига» планы строил,
Нюансов сих не знал «пророк» —
Моральный дух не так высок.
Их злость кипела через край.
Здесь до войны был чисто рай:
Степная речка с бурным нравом,
С высотами на бреге правом;
Трудом, где мирным люди жили
Всех наций, меж собой дружили;
Для колонистов-немцев – Haus,
Советских Menschen, Kinder, Frau.
Австриец жил, а рядом перс —
mit Namen звали, в шутку – Herr- (ц).
В коммунах труд не из-под пряжек:
Где нужно – дизель, двор упряжек.
Не каждый слыл, как коммунист:
Средь них водитель, тракторист,
Всех лучший в крае мукомол;
Кто молод был – шел в комсомол.
Их ждал далекий Казахстан.
Всех местных Неrr- (ы) звали – «пан»,
Призыв к военным: «Иван», «русс» —
Сдавался им лишь жалкий трус.
Но чаще, знаем мы когда,
Без их желанья, внутрь «котла»
Бросали тысячи солдат:
Попали в плен, взамен – штрафбат.
Боец, под страшный минный вой,
Хотел лишь «дружбы» с головой,
Мгновенно принять, чтоб решенье —
В своей судьбе шаг завершенья.
Да, предстоял последний бой —
С фашистами, чуть-чуть с собой,
Сказать вернее, с непривычным —
О смерти чувством, столь обычным.
Быстрее пули летит мысль,
Найти, пытаясь жизни смысл:
«Быть может, для того родился,
Чтобы досрочно с ней простился?…»
А, может быть, поступок твой —
Бессмертный подвиг боевой,
В бойцах поднимет дух и веру —
«Так нужно бить их!», – для примеру.
И в свой последний, смертный час,
Боец, десятки жизней спас,
Огонь весь, приняв на себя,
На нет успех врага сведя.
Подняться снайпер не позволит:
То в каску, пуля, скользя «звонит»,
То в фляжке «тушит» свой полет,
А, третья, клинит пулемет.
Хоть тяжело – близка развязка:
Гранаты вместе, проще – связка.
Пришел черёд подбить итог —
Воспользоваться если б смог…
Так нужно фрицев раздраконить,
Когда «увязнут», взять припомнить,
Кто «бык» в корриде?! «Матадор»
Вонзит клинок во вражий тор.
Сердечный бой в груди солдата
Так призывал, как звон набата,
Когда, с рывком, чека запала,
Удерживать боёк до сих устала.
С ударом в капсюль, начался отсчет
К финалу жизни, где бессмертья счет
Здесь приняв эстафету, на десятки лет,
До памяти народной затеряет след.
Не мог дуб видеть скорбь картины,
Лишь ощутил тот взрыв – не мины:
Дрожь осознанья от корней к ветвям;
Как будто буря супротив ветрам,
Создала волны на пути врагам,
Убрала почву из-под них; ногам
Нет больше места на святой земле —
Увлек их воин в «странствие» во тьме.
Запомнит древо те слова навек,
Что на устах нёс в вечность человек:
«За Родину!». Им, русских не понять —
Не мог он жизнь на Родину менять.
Не должен в злобе надругаться враг,
Тот, кто дрожит, осунувшись в овраг,
Над телом русского отважного бойца —
На «шкуре» ощутив преддверие конца.
Что мог гигант, в бою – «товарищ»,
Повидавший с лихвой огня пожарищ,
Но, выстояв, как меньший «кровный» брат,
В строю едином – древо и солдат?
Тряхнул он кроною и, от излома, ветвь,
Спустилась плавно, словно в шахту клеть,
Прикрыв, что саваном пристанище солдата,
Обняв корнями названного брата.
Года залечат всё: уменьшится воронка,
Всё зарастет травой и рытвины пригорка;
На кручах брега среди ивушек дубы —
Границам русла – пограничные столбы,
Хранят истории затёртые следы.
Бездушье до поры, усилив боль беды,
Заставит кровоточить, в ранах, память
И имя – «Неизвестный» в бронзе славить.