Елена Сусова - 401—500. Стихотворения

Я говорю, что умираю в тишине —
Ты прав был: я кричу… Кричу стихами.
Я руки режу в кровь своей луне
За то, что ей не одиноко с вами.

За то, что видишь ты её, но без меня.
Не к той, что рядом, я ревную, а к луне…
А дождик – это часть меня,
Застывшая в твоём окне.

Помнишь, я говорила, за что люблю птиц?
Не за крылья… Они есть у всех.
Сколько стихов прошло, сколько лиц…
Сколько переломано мною вех.

Переломано, перемолото…
Сколько звёзд впустую упало…
Сердец много в мире расколото.
И до нас… Я не верила, хоть и знала.

Я помню, как только смерть искала,
А встретила тебя. Под тополем. Весной.
Я понимала, но не верила… Я ж понимала,
Что только умереть смогу с тобой.

И многое теперь мне у черты открылось.
Любовь, которая меня погубит,
Тобою задавилась.
Убить может лишь тот, кто больше счастья любит.

Убить затем, чтоб не страдать в итоге.
Убить её, чтоб выжил человек…
И отказаться от бессмертия, как боги.
И вырваться из клетки красных рек.

Жизнь вырезает из цветной бумаги по кусочкам
Разных серо-бежевых людей.
Острые ножницы – прямо сквозь душу… И разрывают.

И собирают себя по некстати расставленным точкам.
И будто нету сильней…
Плачут, забивают на это, но всё же страдают.

А жизнь склеивает крылышки моментальным клеем.
Лепит на бумагу, грязно-грязно белую
И навеки плоскую…

Мы мечтаем летать и вообще-то умеем.
Но не поднять на крыло душу обгорелую
И посечённую болью-полосками.

Жизнь картинку обводит острым железным пером.
По рукам нашим лезвием водит,
Мечты отрезает канцелярским ножом.

Как свободны мы были… Вспоминаем потом.
Потом – это когда всё мимо нас проходит.
И не надеемся больше – так, лжём.

Кто помнит, что мы тоже
Умеем рисовать?
И вырезать фигурки из бумаги…

Мы можем… Всё мы можем.
Но легче спасовать.
И проще не иметь отваги…

Жизнь свободу мою так растрепала,
Оставив лишь ветер играть волосами…
Я то горела, то вмиг угасала,
А душа пела нечеловеческими голосами…

Над каждым словом плакала безутешно.
Непоправимым, неисправимым мне мир казался…
А это не мир, это я была такой, конечно.
Не сворачивала. Небосвод улыбался…

Богам было смешно. Судьба мной играла.
А я не кукла. Я играла с ней тоже.
Находила счастье – и счастье теряла.
Свет кислотой жёг мою кожу…

И люди вокруг бездумно смеялись…
Забавлялись тем, что сердце моё не остыло.
Их лица так часто менялись,
А на самом деле одно на всех лицо у них было.

Я закрывала глаза. Ослепнуть мечтала.
Чтобы не видеть, насколько одна.
Чувства переливались… Всяко бывало.
Но я никогда не жалела, что приходит весна.

И теперь не жалею, хоть и плачу сильнее.
Порой кажется, что душа во мне тает…
Но от горестей становлюсь нежнее.
Только тепла не хватает. Никогда не хватает.

Заплести бы янтарь в косу ленточкой,
Чтобы солнца кусочек всегда был со мной…
Чтобы навеки остаться странной девочкой,
Идущей вдвоём со своей тишиной.

Частичка зверя во мне трепещет, бьётся…
Душа выплакивается по щекам вниз…
А пространство скалится и смеётся…
Я вычерчиваю тебе оправданья эскиз.
Он неправильный, знаю сама – это ложь.
Но слишком больно понять очевидное…
От человека остался пугливый зверёк.
Не спеши обижать, ибо я безобидная…
Любовь не больше, чем кровоподтёк.
Жизнь не больше, чем перелом…
Что же я, если совсем труп?
Неродным становится дом…
На уют для меня он скуп.
Не дарите мне ничего. Не будет отдачи.
Я так устала! А отдохнуть не могу…
В чьих-то силках плачет удача.
Я спасу её… вот только дойду…
А пока говорю с грёзой: «Знаешь,
Это «если б» реальней. Жизнь – сон?
Ты всё время что-то на что-то меняешь.
С таким же постоянством меня гонишь вон…
Знаешь… Ты, конечно, меня любишь. Да?
Оно очень хочет в это верить…
Много слов красивых на «-гда».
И каждое обманывает бедный кусок зверя.
Ты не бойся. Ты просто не слушай.
Ты лучше всех. Ты лучше всех.
Тишину целебную мою покушай.
Смейся надо мной. Я люблю твой смех…»
Зверёк мёрзнет, дрожит, прячется….
Холодной звезде разума всё равно…
Что же это во мне? Как Богу, тебе плачется.
Частичка зверя… Она сердцем была… давно…

Как голодный волк, я хочу есть.
И слушать что-нибудь вроде «Агаты Кристи».
Не потому, что нравится. Просто надо

Из глаз вместо слёз сочится лесть.
Не моих. Браслеты жгут мои кисти…
Я, видимо, в шаге уже от ада.

Как труп, я хочу спать.
Достали стихи. Грусть достала.
Ползти по времени слизнем или улиткой.

Не нужно то, что могу достать.
А недостижимого жаждать устала…
Мир за кладбищенскою калиткой.

Я хорошая и хочу стать хуже.
Забей на свет – и сможешь умереть.
Почему-то играет «Пелагея».

Люди похожи на свои отражения в луже.
Иллюзорные жизни легко стереть.
Душу – выкинуть, если больше не греет.

Я хочу остаться совсем одна
И ничего, ничего не делать.
И уж тем более не творить.

Раззвенелась сегодняшняя тишина.
По адову кругу белкой бегать.
Как следствие – потребность любить.

А любимой не быть.
В добре не разлагаться.
Быть со злом, чтоб уберечь свет.

Забыть про небо и не выть.
Не плакать. Улучшить не пытаться.
Улучшения быстро меняют цвет.

Испоганить бумагу танцем кисти.
Дописать хоть одну книжку.
А потом самой же прочесть.

Говорила же я про листья.
Остерегала мальчишку…
А теперь я просто хочу есть.

Живёшь в промежутке между «было» и «будет»,
Пугающе чёток компьютерный мозг.
А ты совершеннейший робот из мяса…

Замыкаешь ничто… вечность тело остудит
И дождём смоет неистинный лоск.
И над тобой всколыхнётся чья-то лживая ряса…

Нельзя было родиться лучше и стать совершеннее.
Творец вживил в нашу плоть для нас же заводы.
Но самый главный микрочип всё тленнее,
А растущая сила совсем лишает свободы…

Регенерация, рост – роботов лучше нельзя создать….
А мы жизнь хотим железу дать…