Сергей Мочалов - Следы Танцующей Музы

Ее дорогу изумрудами
Вселенная должна стелить!
И разве можно с осторожностью
Ее кому либо любить?!

Аромат ее плоти жаркой
Замурован с потомками Кадма;
И я брошусь на меч свой острый,
Чтоб ладоней ее не видеть.

Моя кровь смешается с ядом;
Побежит по дороге ручьями,
Чтобы встретить ее поцелуи,
И остаться печальной тенью.

Ярко-красное Солнце смеется,
Но меня не согреет небо.
Я холодным останусь в бездне, —
Так жесток рок неумолимый.

Моя кровь ее плоть оденет,
С волосами играя в Лунах;
Наши души достанутся ночи,
И садам Элизия сочным.

Пряный ветер ее ароматы
Недоступные тлению носит…
И поет мое мертвое сердце,
Как она нежна и прекрасна.

Горе тем, кто проснется утром!
Горе тем, кто останется спящим!
Я навеки останусь тенью
Для ее ладоней остывших.

Трепещите! Прячьтесь! Скрывайтесь!
Обрекайте меня на муки!
Но я видел в ваших желаниях,
Как пылали огнем мои руки…

За мной по небу гнались собаки;
Меня ветер преследовал всюду;
Моя кровь извергала безумие.
Только и умру, – не забуду!

Не забуду рук белоснежных;
Взоров, полных тепла и лета;
Ваших губ и жестоких, и нежных;
Блеск, погасшего ночью света.

И пока будет Солнце садиться;
Восходить, – восходить вместе с вами;
И пока вы мне будете сниться
Над небесными облаками…

Я в отчаянии сердце спрятал.
Мою плоть разорвали собаки,
А Морфей на вашу подушку
Уронил ярко-красные маки.

Иди скорее к нам, – здесь холодно, но сладко, —
Мы, дети светлых волн зовем тебя играть.
Отдай скорее нам, жар сердца без остатка!
Средь тишины и грез тебя зовем мы спать…

Холодная вода излечит твое сердце,
А ласки наших тел тебя повергнут в бред.
Поверь, здесь лишь лазурь танцующего неба;
Поверь, здесь вовсе нет, ни горести, ни бед.

Смотри! Смотри на нас! Мы ангельски прекрасны…
Зачем тебе огонь, и в сердце пустота?
Но здесь на самом дне печали все напрасны.
Пусть, мерзнем мы во тьме, – и тьма есть красота.

Рубинами горят глаза наши слепые,
А кожа так бела, как самый первый снег;
Мы чистые, как снег… почти… почти святые.
Иди скорее к нам под наш веселый смех.

Быть может, ты совсем… совсем не любишь море;
И держит на земле тебя твоя любовь.
Не уж-то ты глупец любовь земная, – горе,
А в наших ласках свет, и ледяная кровь.

Ты хочешь изумруд из самой темной бездны?!
Зачем ты нас призвал, роняя капли слез?!
И жаркий сердца стук и трепетное тело…
Иди же к нам живой, под песни ярких звезд.

Зачем вам разрушать мои иллюзии?
Да я желал бы вами обладать,
Но это лишь печальные окклюзии,
Которых мне увы, не избежать.

Зачем не быть вам моим Солнцем утренним;
Не согревать меня рассветом и дождем;
Моим желанием светлым, чистым, искренним?
Ведь мы чего-то постоянно ждем.

У каждого на сердце груз немыслимый,
И так горьки полночные молитвы,
И я об этом помню, говорил…
Играя с лезвием невидимой мне бритвы.

Но я хоть знаю, но о чем не помню, —
Сто тысяч слов, похожих на спасение.
Без света в вас так грустно и тоскливо,
Обычного безумия смятение.

Что вам сказать? Я знаю… и не знаю!
Вы так прекрасны! Это, так не ново.
Но я найду! найду… найду…
То вечное Единственное Слово.

Не знала юная Киприда
Рожденная из пены моря,
Что ее взгляды убивают,
И могут к жизни возродить…
Она по берегу ходила
Неосторожная, босая, —
И каждый мог ей восхищаться.
И каждый мог ее любить!

Стекали капли, словно слезы
Безумцев, что ее желали…
Рабы по берегу бродили,
И пели храмы в ее честь.
Сияло Солнце в поднебесье
Чудесной ярко красной розой, —
Из лепестков текли дорожки
В сердца оставленные здесь.

И белой, белой, белой пеной,
И чистотой горела кожа;
Румянец легкий на запястьях
Призывно обещал тепло.
И даже страждущие боги,
Кидали звезды ей под ноги;
И ветры тихие ласкали…
И было так вокруг светло.

Однажды звуки все утихли
Прошли во тьме тысячелетия,
И вновь она пришла на берег
К окаменевшим перед ней.
И то что стало льдом холодным
Насытив взоры, засияло…
И превратилась в сказку ночи,
И в ласку теплую морей.

Вы так прекрасны! Так жестоки
В моих немыслимых надеждах.
Я в вас оставлю свое Солнце
И бесполезные мечты, —
Мой трон на обнаженном теле,
И в поцелуях на одежде,
Разорванных во мраке ночи
Как совершенные цветы.

Зовут к вам губы прикоснуться;
Наполнить кубок тайным светом
Нетленным светом и могучим
На сладкой коже на спине.
Умыться сладкими руками
Самозабвенно восклицая,
И оставляя крикам тени,
Что приближаются ко мне.

Молочных ваших бедер нежность, —
Луна, застывшая на небе;
Глаза, как ярость серафимов
И песни звонкие огня.
Сердец владычица и страсти,
Прими как пытку восхищение.
Прими, прими мое безумие
В объятиях ночи, или дня.

Воздай мне должное за это!
За преклонение, и за слабость.
Я слаб пред светом вашим чистым,
Тревожен, скован красотой.
Когда я руки для объятий
Готовлю ваших, – точно знаю
Не совладать мне с своим чувством
И с вашей теплой чистотой!

Пусть перед вашими стопами
Не мне всходить рассветом новым,
На ваших тонких дивных пальцах
Останутся мои черты.
Вы так прекрасны! Так жестоки,
В моих желаниях несуразных.
Вы словно спящий ангел неба. —
Глоток моей святой воды.

Я глаза опускаю, не в силах смотреть, —
Но я вижу ваш взгляд, и невольно робею,
Я бы рад был огнем перед вами гореть.
Но простите, я вспыхнуть, увы не посмею..

Я смирен вашей воле, подвластен грехам;
Я не более, чем лист упавший на землю!
Только весь этот мир поет вашим шагам,
И я то же ему подчиняюсь, и внемлю.

Внемлю голосу сфер неземной красоты;
Внемлю теплому ветру, и вечному небу.
В ваших взглядах ловлю святость и чистоту,
И слагаю хвалу о сиянии Фебу.

Словно греческий бог меня может услышать,
И сказать мне все тайны всех слов и стиха.
Моя вечная муза, – во мраке надежда, —
Ах зачем, я рожден был в бессилии греха?