Владимир Салимон - На живую нитку

Однообразие – черта.
Равнинной местности присуща
не столько серость —
беднота,
которая, как в супе гуща.

Ужасно горькая на вкус
она нам портит всю картину.
Как если б суп был из медуз,
съедобных лишь наполовину.

***

Взаимодействия двух сил,
дождя и снега на рассвете
не выдержит наш слабый тыл
напора – женщины и дети.

С начала осени лежит
старуха, глаз не открывая,
и муха, что над ней жужжит
не знает, что она живая.

Садится муха ей на лоб,
того не зная, что старуха,
хоть одноглаза, как циклоп,
но не глуха на оба уха.

***

Я не застелил кровать, поскольку
думал вновь залезть под одеяло.
Редкая возможность юркнуть в койку
среди бела дня меня прельщала.

За окном уже утихла вьюга,
но с высокой ели снега комья,
падая, о землю бились глухо.
Копошилась на дворе Прасковья.

Видимо, ошибся Исаковский:
вон она – ругается с соседкой!
Говор – быстрый, резкий, не московский.
Голос – словно кто-то хрустнул веткой.

***
Машины к нам подкрались очень близко.
Автомобили, самолеты, корабли. Внезапно
оказавшись в зоне риска
с умом собрались мы и мышцы напрягли.

Из разговора с внуком вдруг я понял,
как он беспомощен, как беззащитен он,
и бережно его за плечи обнял,
и предложил пойти со мной считать ворон.

***

В сад залетела пташка божья,
столь редкая для здешних мест,
и примостилась у подножья
столба, похожего на крест.

Столб уличного освещенья
и вправду крест напоминал,
но прежде этому значенья
никто из нас не придавал.

В мгновенье ока коноплянка,
вспорхнувши в небо, скрылась с глаз,
но эта птичка-христианка
задела за живое нас.

***

Произошел системный сбой,
как говорят специалисты,
что пользуют язык иной,
чем мы – поэты и артисты.

Что все пошло и вкривь и вкось,
я чувствую совсем иначе,
когда ложусь с женою врозь
спать – в разных комнатах на даче.

И это вовсе не пустяк,
а катастрофа, право слово,
как если б пал на землю мрак,
не стало ничего святого.

***

Попалась мышка в лапки кошке.
Такое ощущенье было,
что я, спасаясь от бомбежки,
забрался в шкаф.
Меня стошнило.

Вокруг темно – ни зги не видно.
А острый запах нафталина
щекочет горло.
Страшно стыдно.
Противно умирать, Ирина!

***

О чем мы судачим, огни погасив?
Конечно, совсем не о том,
большим ли, Бог весть, во Вселенной был взрыв,
что все полетело вверх дном.

Я глажу тебя по горячему лбу,
в крови твоей чувствуя жар,
как сыпет в ночи ледяную крупу
декабрь на сухой тротуар.

Белее за окнами снежный покров.
Морозец. Начало зимы.
Ночной разговор протекает без слов.
Обходимся жестами мы.

Я палец к губам приложил, чтобы ты
меня без труда поняла —
у нас за спиной сожжены все мосты.
Жизнь наша как сажа бела.

***

Елка за стеной упала
или китель в орденах?
Вдруг раздался звон металла
ночью в каменных стенах.

Может, это нам приснилось?
Крик поднялся, шум и гам.
Что-то с грохотом разбилось,
раскатилось по углам.

Словно брызги разлетелось
разноцветное стекло.
Впилось в руки, ноги.
Въелось
в губы, щеки нам назло.

***

Калачиком свернувшись, спит дитя.
Лес за окном теряет очертанья —
так быстро испаряется дождя
слепого влага,
что плывет сознанье.

Все призрачно, к чему ни прикоснусь.
Сучок ольховый или ветка клена —
все крайне зыбко.
А Святая Русь —
определенье неопределенно.

Тщась ложный смысл вложить в него, легко
дозволенную меру переходишь,
ведь яблоко, что слишком велико,
усильем слабых пальцев не разломишь.

***

С потусторонним миром связи нет,
но в перспективе отдаленной
возможно, что отыщется мой след.
Звонок раздастся ночью темной.

Как будто бы голубка из горсти,
свет прыснет из-под абажура,
неподключенной к электросети
настольной лампы,

как стрела Амура,
тень легкая скользнет среди ветвей,
нежнейшим снегом опушенных,
и цель найдет в кругу моих друзей,
на смерть невинно осужденных.

***

Смертельный холод ощутил
под утро, завернувшись в одеяло,
что было выше моих сил,
которых оставалось крайне мало.

Чтобы понять, как тяжко мне
пришлось тогда, вообрази картину:
Горит земля.
Дворцы в огне.
Спасенья нету ни отцу ни сыну.

Помпеи гибнут на глазах
у публики, отнюдь не беспощадной,
но любящей во всем размах,
масштаб, объем, до ярких зрелищ жадной.

***

Хождение по водам водомерки
в смущение приводит нас с тобой.
В жару немноголюдно возле церкви,
а на берег народ валит толпой.

Речная гладь вся в рытвинах, ухабах,
что часто не заметно никому
из тех, кто в продолжительных забавах
теряет времени и сил душевных тьму.

Но все равно находится охотник
серьезное значенье придавать
любому пустяку.
Пузыреплодник,
едва расцветши, начал отцветать.

***

На сердце руку положа,
я говорю своей подруге:
Как ты чудесно хороша
нету второй такой в округе!

Нисколько не кривя душой,
я говорю:
Целую ручки! —
таджичке в лавке овощной.
Босой. В кроссовках на липучке.

***

Сколько ни вглядывались, ничего
не удалось рассмотреть нам во мраке,
но развиднелось, и скоро легко
сориентировались бедолаги.

В метрах пятидесяти – у реки —
на холодке посинела рябина.
Ягоды спелые, как поплавки,
вниз по теченью уносит стремнина.

Пляшут, танцуют они на волнах,
на берег выбраться тщатся
и на замшелых седых валунах,
словно букашки, мостятся.

***

Залюбовался красивыми ножками
женщин, скользящих во тьме вдоль вагона.
После дождя пахли мокрыми кошками
травы, растущие возле перрона.

Как ни старался, но существования
не представлял себе мира иного,
словно не чувствовал жара дыхания
прежде ни разу я друга больного.