Дмитрий Завадский - Вкус неиспорченной души

Словно в невесомости витают знакомые ноты.
Я бы сказал, не просто знакомы – затерты до дыр.
Странно, но вкус не меняется долгие годы,
И не меняется в целом мой мир.
Яркие краски – повыше частоты,
Хмурые дни – тоскливый мотив.
Для одиночества, для непогоды,
Только и создан мне фон – негатив.
Все так привычно, банально до жути,
Маршрут мой изучен до мелочей.
Мало кто знает, о чем я, по сути,
Путь только мой ведь, и больше ничей.

Улыбнись, читатель, и учи, то, что пишется мной впрок,
После знака «двоеточье», выучи всего пять строк:
Счастье в горстке вишни спелой,
В тонком стебле васильков,
Счастье покоряется несмелым,
Тихим, робким, неумелым,
Но достойным. Вот и все!

Телефонные гудки обрывают нити мыслей,
Где-то во мраке заблудилась моя мерзлота.
«Проси прощенья, ну же, не тяни с ним»,
Слова порой ценнее золота, ценней тогда,
Когда ком в горле давит и виски в тисках.
Искать всю жизнь любовь, найти и угасать,
Как рыба о лед биться, локти кусать —
Цена чего-то жесточайшего, чего не сыскать.
Метро, трамваи, вокзал, университеты…
Большого города огни спешно проводят взглядом.
Я был успешным иногда лишь – никаких секретов,
И то, когда она со мною была рядом.
Нужно со свитой во главе биться о водоем,
Который замерзал всегда.
Сейчас всегда.
Сорок семь минут… Семьдесят два часа…
Кофе, пицца вдвоем…
Всегда менял лицо.
Но вот сейчас на мне нет лица…

Да, я готов жить.
Жить – это как цветку расти водой поливаемым.
Только бы сорняком не стать и недругов не нажить,
Когда стану легко узнаваемым.
Я готов жить честно, открыто,
Не стесняться чужих ничуть,
Только б знать где собака зарыта:
Какой путь не ведет к мечу?
Я мечтал и убил мечтателя,
Я любил, но познал лишь ненависть,
Я писал и убил писателя —
Мне пора изменять свою летопись.
Жить готов, пусть не сразу все вяжется,
Жить готов, забыв про огорчения,
Но порою мне вовсе кажется,
Будто жизнь не имеет значения…

Это не мой город,
Это не мой мир,
И тут нет друзей,
Только есть враги.
Сам по себе,
Как псих —
Ноша не тяжела,
И я свой край достиг…
Жил или выживал?
Кому-то в ножны меч,
Кому-то трон навеки,
Кому-то голову с плеч,
Кому-то жить калекой.
В людях нет людей,
В мире мира нет…
Вместо стержня в духе
Слышен звон монет…
Жаждой власти в плен
Взята треть толпы.
Вам бы встать с колен,
Выйти с царства тьмы…
Да, сам по себе.
Да, совсем один…
Пусть исчезнут все —
Этот мир противен!
Этот немой город,
Этот немой мир,
И тут нет друзей,
Только есть враги.

Вдали сверкает изумрудный город,
Автомобили движутся неугомонно,
Но скоро все замрут и уползут по норам:
Недолго до суда осталось.
Меня поймет тот человек, который верит в Бога.
Или хотя бы в справедливость. Хоть немного.
Я с Бахом налегке бегу за город и возвращаюсь, лицезрея человеческих рук дело.
Сверкает изумрудный город. И на душе немного потеплело.
А ведь все будет сожжено. Дотла. Каждый захочет все потом вернуть назад…
Но жизнь одна, а на весах все чаще перевешивает мгла. Как бы исправить все не опоздать…
Все суетятся, норовят сорвать куш да побольше – все это классикой становится. Все это надоело!
Бегу и на ходу рисую мысли, тут же их стирая ластиком, слушая вой тоскливой акапеллы.
Конец необратим, значит не стоит удивляться, чего все так бесчеловечно.
Наступит гробовая тишина. Несколько раз ударит молот.
Все соберутся, приговор озвучится навечно.
Немного жаль, что будет так, ведь мне так нравится мой изумрудный город…

А я все так же веду счеты с кармой:
В квартире запираюсь, мыслью тешусь – станет лучше завтра,
Но все так же все холсты пусты и время битвы, но я с холостыми, но все равно пройду чьи-то посты…
Ноет сердце и болят старые раны, но старый волк покажет всем опять улыбку на экране.
Эх, рано мне страдать! – еще во мне не заблистал Есенин,
И не увидел мир картины Рембрандта, но, к сожалению, плохой из меня Моисей.
Быть может подождать? Пожну же что посею.
Рассеяный я: мимо бежит весь мир, а я вращаюсь и мне кажется, что он на месте крутится.
Вложу-ка я опять что-то сюда – а может кто-то купится…
– Тук-тук! – стучится карма мне в окно квартиры, мол, – вылезай, нашла ориентиры!
С издевкой медленно пробормочу:
– А что на этот раз наметим?
– Опять не густо, ведь за старое ты не ответил!
Пустые тары просветят огненные фары – насквозь людей могу я видеть – кармы подарок.
Опять снятся кошмары.
И я бегу по мостовой и вижу огненные блики: горят святых святые лики, исчез куда-то постовой…
А я ведь говорил им: если трудно, значит просто вой!
Желтая пресса – но толку нет от слов, что не имеют веса!
Сгорело все дотла – я видел многих тут живых, но живых в котлах.
Не удивительно, что я сижу в депрессии:
Меня гнев от беспомощности много лет преследует, как Сталина репрессии.
Видел, как снял одежду фрик, но глупо верю: есть на свете настоящий Санта.
И где-то между промелькнет надежда: вдруг все будет лучше завтра?
Пока у меня есть надежда изменить все – есть смысл на завтра наставлять будильник.