Дмитрий Завадский - Буду популярен после смерти

Приятного чтения, друзья!

А внутри меня пустота. Великолепно и так красиво!
Пятая ночь, ну почти без сна, я провожу их как-то плаксиво.
А внутри меня жаркий лёд. А внутри ледяное пекло.
Мысли путаются и бьют, и надежды так шатки, блеклы.
А меня предавать легко и отнимать у меня дорогое.
Из дорогого осталось лишь прошлое. Но и там нас порою трое.
Я был искренним, не пустым. Все вложил в тебя, все, что было.
Я не жгу до конца мосты, оставляю и шило, и мыло.
А внутри меня горечь, обида. А внутри где-то так тяжело!
Где-то рана еще не застыла, ноет, колет, как при ножевом.
Заслужил или нет? Вопрос спорный. Может да, только не от тебя.
Я тебя на руках носил, котик, и всегда забывал про себя.
Дай Бог силы тебя подарить. Дай Бог силы тебя оставить.
Дай Бог силы тебя не любить. Дай Бог сердце, прошу, из стали…

– А вот раньше ты был другим…
Был своим, был чужим, был живым когда-то.

Я измученный пилигрим,
И с трудом вспоминаю о прежних датах.

Помню волосы сжал в кулак,
Помню, думал, что я никогда не осмелюсь.
Помню первый в мозгах бардак,
Помню с правой удары в челюсть.

А вот раньше я был другим.
Помню школьные годы и странное детство.
Маргиналы и Древний Рим,
Сигареты, наркотики, смех с кадетства.

Помню, он тогда вытащил нож,
Но по мне ни разу попасть не смог.
На везение случай тот был похож,
Но на самом-то деле со мной был Бог.

Отвратительный грязный Минск,
Но и в этой картинке моя заключалась вина.
И она мне казалась прекрасной феей из Винкс,
Похотливая часть чужого звена.

Стой. Зачем ты швыряешь карты?
Мне порой что ты делаешь невдомёк.
Ты кого тут пытался садить за парты?
Кому нужен твой серенький огонёк?

Статья два один четыре?
Мне то прошлое вовсе не крутит гайки.

Как противно тут быть в эфире…
Боль писать в интернете. За лайки.

А в саду пели громче вала, что падал с гор, что падал вниз.
И звон бокалов был всем мил, и жизнь, казалось, процветала.
Смеялся грузчик и водитель самосвала, петлю цепляя на карниз.
Пройдя тысячу раз по сотне миль, ломались люди, отказавшись начинать сначала.
Изгоем рос среди зверят если не каждый пятый, то шестой,
И редко получалось не сдаваться. А зверям что? Им лишь бы пободаться.
Дома война – то вЕлят, то велЯт… Домашний враг жесток.
И дома нет у тех ребят, и непонятно на кого равняться…
Шедевр – купюры в кошельках, на шее камни, ожерелья, бусы…
Пороги зря не стоит обивать, решает каждый, опустивший руки.
Бежать, остаться, воровать, не брать – у всех разные вкусы.
Кто-то таскал всю жизнь руками, а кто-то грыз гранит науки
Мужик стакан опустошил и отрешенно прыгнул в бездну.
Толпа гудит, толпа орет, толпа не знает, что случилось.
Толпа на помощь не зовет. С толпой общаться бесполезно.
Толпа всегда нас волочет, только куда, скажи на милость!
«Бесстрашный! Идиот! Придурок! Он совсем поехал! Поделом!
Дурак! Не жалко! Все равно! Ты снять успел? Он был морпехом?»
Для любящих утрата – траур, остальным – лишь повод быть треплом,
И то, что для одних важнее всякого, другим глумиться не помеха.
Прораба нет, долги исчезли, проблемы больше не волнуют.
Пусть говорят, пусть судят, пусть шипят – да грош цена молве.
И вообще, ушел мужик, и его нет. Чего кричат? Чего лютуют
Просто так принято: облаять нужно каждого. Менталитет!
Вновь в саду пели громче вала, шутили, плакали и ели оливье…

А в шестнадцать мне мир представлялся иначе…
Я витал в облаках, размышляя о будущем светлом,
Я разгуливал ночью, грубил и всегда давал сдачи,
Усмехаясь с того, кто меня поучал – я считал их всех пеплом.
(Взял и дунул – рассыпался он, разлетелся, свобода…)
Что подводные камни? Мне завтраком радуга, в ужин – кометы!
Окружала всегда вседозволенность, ласка, забота,
И стихи было легче писать и казаться умелым поэтом!
То ли дело сейчас: кнут работы, предательства, вечная ложь,