Евгений Вермут - Жизнь, как она есть. Ироническая философия в стихах

Облака проплывают,
И течет бесконечно река.
Вот, как это бывает —
На меня ты глядишь свысока.
Непростое мгновенье,
Я дрожу и почти не дышу.
Преклоняя колени,
Твою руку смиренно прошу.

Тишь и блажь, знакомые коты,
Старый двор со старыми друзьями…
И друзья по-прежнему просты —
Карты, мат и пиво с сухарями.
Тридцать лет… ну, может быть, почти…
Старый двор дарил мне вдохновенье.
Эх, жена, ты все-таки прости
За чужое «Чудное мгновенье…»
Мы с тобой прожили тридцать лет.
Ерунда – покажется кому-то.
Не всегда домашний мягкий свет
Был у нас в совместные минуты.
Пусть проходят годы, как вода.
Не всегда ты в них ценилась мною,
Но ты вечно будешь молода,
Даже с чуть заметной сединою.
Я любовь хотел бы освежить.
Ничего, что в наших душах осень,
Но скажу, родная – будем жить
Лет до ста и больше не попросим.
Да, не юн и пусть не крепок я,
И не будет прежнего горенья.
Ты прости еще разок меня
За чужое «Чудное мгновенье…»

Красиво кругом, но конечно не так, как в те годы —
В то время мы были предательски юны с тобой.
Ты в нашу тусовку всегда приносила погоду.
С тобою прошелся бы с гордостью парень любой.

Ты помнишь те дни, когда не было этой аллеи?
Была только роща, в которой мне встретилась ты.
А помнишь то место в лесу, где, краснея и млея,
Ребята водили притихших девчонок в кусты?

Таинственно что-то друг другу шептали березы,
И шелестом листьев слова заглушали свои.
Забылись давно уже скорые девичьи слезы,
Теперь наши дети исследуют зону любви.

А дети, они, как всегда, чересчур любопытны,
И все почему-то мечтают скорей повзрослеть.
Как все-таки рано приходит инстинкт первобытный,
Но не приходилось пока что об этом жалеть.

Как много у них в этом возрасте новых эмоций,
Как много находок и невосполнимых потерь,
Как много желаний…
Ну, как со всем этим бороться?
Для нас в их космический мир плотно заперта дверь.

Любовь – это вечно, тогда почему-то казалось,
И ссора, естественно, тоже, увы, навсегда.
Смешно иногда вспоминать, как любовь начиналась,
Но грустно, что больше не встретится нам никогда…

Эх, мороз, отмерзший нос,
Ледяные ветры.
Десятиметровый кросс
Стал, вдруг, километром.
Больше я не верю, что
Время быстротечно.
Полчаса всего прошло,
А казалось – вечность.
Вышли баба с мужиком
На мороз неслабый:
Стал мужик снеговиком,
Баба – снежной бабой.
Нет красивее зимы —
Говорят поэты.
Мол, такой, вот, бахромы
Не увидишь летом…
Это все красиво, но
Мыслю я иначе —
Пусть, хоть грязно, но тепло,
От тепла не плачут.
Пусть шесть месяцев в году
Длится лучше осень.
Я чихал на красоту
В «минус двадцать восемь».

Я обегаю рысью гастрономы
С излишним пылом верного слуги.
Спешу «добыть», «достать», а где-то, дома,
Печет жена на кухне пироги.
Последний день…
Для званых и незваных
Гостей
Уже готовится вино,
А Старый Год сидит на чемоданах
И грустно смотрит в мерзлое окно.
Я приглашу его к гостям шумливым
За общий стол,
Налью «на посошок»,
Жена пирог достанет хлопотливо,
А сын расскажет маленький стишок.
Пускай надежды наши обманул он,
Простим его.
Недолог миг, когда
Часы объявят смену караула
И он уйдет,
Поникший,
Навсегда.

Комнаты прибраны, гости отправлены,
Строго традиции соблюдены.
В мерзлую землю, ботинками вдавленный,
ПРАЗДНИК валяется у стены.
Кем-то обломанная или забытая,
Между стеною и старым ведром,
Наполовину порошей покрытая,
Веточка ели с хрустальным шаром…

Выпью крепкий кофеек
И опять на свой «конек» —
Спать не буду может до утра я.
Сполоснусь водой, утрусь
И биноклем увлекусь,
Издали прохожим сострадая.

Через мокрое окно
Наблюдаю, как в кино,
«Индивидуальности» прохожих.
У асфальтных берегов
Слышно чавканье шагов,
В чем-то меж собою очень схожих.

Полосою холода:
То – морозы, то – вода,
Ночью снег, а днем сплошные лужи.
Скачут люди наугад
Через мат и перемат,
Грязный снег ботинками утюжа.

Бомж и милиционер,
Нищий и миллионер,
От старушки и до хулигана…
Все подальше от воды
Расползаются следы,
Как от спички дома тараканы.

Постарел, видать, Мороз —
Явно мучает склероз,
Где-то дернул, да не тот, рубильник.
Спародировал зиму.
Хоть бы кто сказал ему:
– Что ж ты, дед, испортил холодильник!

Словно Разина челны,
На простор речной волны
Выплывают авто-субмарины,
И выделывает «па»
«Благодарная» толпа,
Даже бабка стала балериной.

Пятый день декабря.
На Земле наступила зима,
Но никак не закончатся глупые эти дожди
Без снега.
Переполнены, видно, Природой ее закрома
Для воды
И поэтому вьюги не жди,
И не бегай
В поисках белой безмолвной тиши
В поле пустынном.
За городом где-то
Снежных сугробов в лесу не ищи —
Видишь, как плачут березки раздетые.

Голыми, голыми, голыми, голыми
Стыдно стоять…

Белое безмолвие при свете фонарей…
Ночь, а одиночество ночью все сильней…
Мучает бессонница, не приходят сны…
Хочется завыть порой, только нет Луны.
За окошком скучные серые дома…
Поскорей прошла бы ты, зимушка-зима,
Но она пока еще начинает бег.
Ни души на улице.
Только белый снег…

Смята трава,
Спрятан асфальт,
Разум враждебный,
Люди нахохлены.
Из-за угла
Слышится «Хальт!
Стой, человечек,
Видишь, не сдохли мы!»

Ветер и снег
Слепят глаза.
Что впереди там?
Темень, поэтому
Я не скажу —
Выдаст слеза
Следом блестящим
С кожей обветренной.

Свечкой в ночи
Тусклый фонарь.
Столб покосился,
Провод болтается…
Слышится скрип:
– Ну-ка, ударь!
Я его понял —
Он издевается!

А до весны
Много недель.
Не дотерпеть мне
В койке калачиком.
Только мороз,
Только метель:
Это не отчим,
Это не мачеха —

Это Январь!

Я иду в магазин,
Но не как на парад,
Я сегодня один,
Ничему я не рад.

Я ловлю ухом дурь,
Чертыхаясь в ответ,
Но, как брови ни хмурь,
Просветления нет.