Владимир Берязев - Могота. Роман в стихах

На юру, у дороги былой,
Где корыто причала
В струпьях ржавчины, рыхлой скалой
Из песка выступало,
Где обрывки канатов, тросов,
Рельсы, блоки бетона,
Где баржи металлический зов,
Наподобие стона,
Дом паромщика, словно приют
Одинокого духа,
Пережил человеческий суд,
Как внучат – повитуха.

V
За бесценок, почти задарма,
Взял подворье художник.
В те поры поднялась кутерьма
Дел и бед невозможных.
Независимость, гласность, права
И свобода нагая.
Змей исчез… Но царит голова —
Что ни день, то другая!
Был Горыныч, а стала семья
Живородных драконов.
Был казак по прозванью Илья,
Стало – племя ОМОНов.

Но художник усадьбу, семью
Ограждал от напасти:
Огород, мастерскую свою,
Инструменты и снасти —
Всё наладил, всё мудро привёл
К доброте и порядку:
Душу – творчеству, друга – за стол,
А соления – в кадку.
Звали Павлом его. А жена —
Наречённая Анна…
Мир и лад, благодать, тишина.
И – в трудах неустанно.
Ледоход или вновь ледостав,
Навигация, зимник, —
Тот же строй, тот же свет на холстах
Золотистый и синий.
Но пока, побеждая тоску,
Павел с миром сражался,
Средь села, на другом берегу
Монастырь подымался.

VI
Год прошёл, и другой пролетел
За работой текучей.
Всё, что выдумал, всё, что хотел,
Только легче и лучше
Выходило у Павла как раз:
То пейзаж, то скульптуры,
То большой и доходный заказ
Для отдела культуры.
Баню выстроил, вывел сарай,
В нём станки и прилада,
Свалка хлама, архаики рай
И подобие склада.
В том сарае нацелился он
Из коряг и металла
Группу «Гибнущий Лаокоон»
Изваять для начала.
Матерьалы давала река —
Корневища тугие,
Золотые тела топляка,
Бёдра, торсы нагие…
А металл добывал из песка
Возле пристани ржавой:
Рельсы, трубы, обломки крюка,
Кости прежней державы…
И однажды, по милости пса,
Яму рывшего яро,
Вынул бухту стального троса —
Под скалою у яра.
Он распутал колючий клубок,
Подивился находке:
– Это ж надо, удача и рок,
Как два борта у лодки.
Видно, шлёт мне речной Посейдон
Тело змея в подмогу…
Трос забрал, и под крики ворон
Бросил ношу к порогу.

VII
Навигация грузы несла
Вниз и вниз по теченью,
Чтобы Севера снежная мгла
Не теряла свеченья.
Чтобы снова полярный туман
Пронизали радары,
А Студёный ночной океан
В час ледвяного дара
Не замкнул бы под панцирем сна
И посёлки, и вахты…

На реке разгоралась весна,
Солнца беглые такты
Разогрели окрестную даль.
Павел вышел к сараю,
Злыми зубьями взвизгнула сталь,
Дух древесный по маю
Разлился, как из чаши настой.
Закипела работа.
Из хламья, из коряги простой,
Из кузнечного пота,
Из столярных забав и причуд,
Из таланта – всецело! —
Возникал металлический спрут,
Пожирающий Тело…

Гибнущий Лаокоон
Не пророчествуй, не прекословь,
Не глумись над богами, несчастный!
Богохульствуй, имея любовь,
А не можешь, у жизни напрасной
Не проси воздаяний за то,
Что способен предвидеть событья.
Сила знания – лишь решето,
Ты вовек обречён на пролитье!
Дар отнимется, Жизнь утечёт
Сквозь пустоты, что непостижимы.
Троя вечная всё же падёт…
Чёрный снег… погребальные дымы…
Думал Павел, из трупов дерев
Вырезая фрагменты и части.
И пророк, словно гибнущий лев,
Проявлялся из морока страсти,
Из гривастых кудрей корневищ,
Из витых древомышечных складок,
Гол, покинут и верою нищ —
Тщетной гордости горький остаток.
Шёл монтаж. И в горниле культур,
В пекле страха, мольбы и протеста
Откликался то скорбный Сидур,
То титаны бездомного Эрнста.
Безысходного рока тавро
Сквозь изгибы, изломы и стыки
Проступало, как карты Таро —
Сквозь живые и нежные лики.
И когда, весь металлом прошит,
На болтах, на шарнирах, на скрепах,
Встал троянец, лишённый души,
Понял Павел – болезненный слепок

Он отторг от себя навсегда,
Он избавился от наважденья,
Окончанье большого труда
Стало знаком иного рожденья.
Оставалось лишь кольца троса
Размотать, на фигуру набросить…
А пророк всё смотрел в небеса
С выраженьем немого вопроса.

VIII
Но ещё инструмент не остыл,
Как со службы армейской
Прибыл братец меньшой, Михаил,
Снайпер роты гвардейской.
Он приехал из южных краёв,
Воин волей Закона.
Там в одном из кромешных боёв
Дева-Радость, икона,
Появилась в разбитом дому,
Среди праха и дыма.
Повинуясь знаменью тому,
Миша неумолимо,
Словно движим по нити златой
В пекле бойни без правил,
Покрестился и, как за чертой,
Кровь и смерти оставил.
Он ещё воевал, убивал,
Но, в наитии Девы,
Он уже одолел перевал
Злобы, мести и гнева.
А когда увольнялся в запас,
Брат в письме, между делом,
Сообщил, что Могоча сейчас
Стала Божьим приделом,
Что какой-то отец Иоанн,
Пастырь горького люда,
Весь в трудах – и талант ему дан!
Ибо из ниоткуда
Возникают и кельи, и храм,
Стены крепости мощной.
И бредут ко смиренным вратам
Люди дённо и нощно.

IX
– Здравствуй, Павел, такие дела,
Всё-то борешься с Богом?..
Принимай, брат, калеку-орла!
Службе – крышка. Итогом
Станет новая служба. Пойдём
От твоих прометеев,
Лакоонов – к хозяюшке в дом.
Душу, что ль, отогреем…
Сели братья за тёсаный стол,
К ним, как лёгкая смута,
На ходу поправляя подол,
Вышла Анна, Анюта.
Взмахом древним простор отворя,
Льна прохладную скатерть
Расстелила, как холст января…
Снег рассветный на паперть
Так ложится, а храм золотит
Его чистые струи.
Тихо. Брат против брата сидит.
Не обмолвятся всуе…
Анна ловко, бесшумно снуёт,
Смотрит быстро и чутко,
Тень улыбки сокрыть не даёт
Её мысли и чувства.
Гостю рада, как рада вода
Родниковая литься.
И горда. И лихая беда
Здесь навряд поселится.

X
Нам ли, русским, в пороке коснеть?
Лучше водочки выпить!
Вдоль по скатерти царская снедь,
Как посольство в Египет,
Едет… Катит лиловый кочан
Весь в свекольном рассоле,
Перец – как капюшон палача,
Сельдь – в зелёном камзоле.
Огурцы подбоченились в ряд,
Трутся с чувственным скрыпом,
Стоп-сигналы томатов горят,
А к разрезанным рыбам —
Маслом спрыснута, свежая горсть
Ароматного лука…
Пьёт хозяин, ответствует гость.
Нам же – зависть и мука.
Томным холодом светит фарфор,
И, повадкою княжей,
Оживляет мужской разговор
Жар ушицы стерляжей.
Под неё – по второй и, ага,
По четвёртой и пятой…
Нету в мире роднее врага,
Ближе нет супостата!
И когда потеплели глаза
От любви и покоя,
Михаил кое-что рассказал.
Кое-что… кое-кое…