Валерий Дудаков - Кануны Пасхи. Сентиментальная прогулка

Когда проявится рассвет,
Под птичий свист разноголосый,
Один я, никого здесь нет,
И дремлют вечные вопросы:
О прошлом, смысле бытия,
Моих шатаниях беспутных,
В которых воля не моя,
А тех, кто тихо и приблудно
Соблазны вносит, затаясь,
И злобно строит многим «куры»,
То вечной тьмы коварный князь,
От тех напастей нет микстуры,
Таблеток верных, чтоб потом
Срок излеченья быстро минул,
Но Фаби машет мне хвостом,
Рассвет грядёт и морок сгинул.
Собачья верность, что верней,
И не предаст, и радость вносит,
А рассужденья поскорей
Забудем, вмиг к чертям забросим.
Собаку молча приласкав,
В грехах покаюсь неустанно,
Да, верный пёс, я был неправ,
В моих терзаньях постоянных,
Пора отмаливать грехи —
Великий пост, великий случай,
Ты, Фаби, в этом помоги,
Ты, чёрт, оставь меня, не мучай.

Рано встаю, зачем – не пойму,
Рану тревожу душевную,
Что-то неймётся, нейдёт по уму,
В ночь голубую волшебную.

Птицы ещё не запели во снах,
Рассветная зыбь бормочется,
Знать бы хотелось, спокойно приняв,
Что нагадает пророчица

Этих весенних взволнованных дней,
Всех по апрелю гуляний,
Великопостных сгоняю чертей,
Молча, без оправданий.

В каждой молитве души клочок,
Словно листок изорван,
Вот прочитал, а потом молчок,
Пусть это станет нормой.

И празднословия вечный грех,
Каяться вновь об этом,
Кроме греховных других утех,
Вечный укор поэтам.

Рифмы вторгаются в свет луны,
Тенью скользя и мимо,
Нежности слов так всегда нужны,
Только для вас, любимых.

Сколько рифм здесь я не говорю,
Будь ты со мной согласна,
В ночь эту мир я тебе дарю,
Полный любви и ласки.

Как прежних тихих утр покой я знаю,
Молчанье сосен, лёгкий шум берёз,
И этот день наставший мне принёс
Вновь тишину. Ещё слегка светает,

А птичий свист не переходит в гомон
Весенних чуть хмельных речитативов,
Но оживают празднично, игриво,
Подснежники в траве полузелёной,

С следами бывших здесь морозных дней,
Что подпалили цвет до желтизны.
Но травы прорастают, им нужны
Утра с игрою света и теней,

Лучи тепла, пусть непрямые, в дымке,
Рассвет ведь только медленно крадётся,
И вновь его дыханье отзовётся,
Серебро проявит, как на смытом снимке.

Дождь – капли-бусинки на ветке,
Берёз омыта белизна,
И почернела мелкой сеткой
Иголок старая сосна.

Жасмина куст взъерошит утро,
Он сух, лишь почки налились,
Боярышник краснеет смутно
Увядшей ягодой. Сплелись

Проросшие за осень ветки
Трёх яблонь, время подрезать,
Не часто разрядить, не редко,
Чтоб сочный плод могли давать.

Апрель трудами наставляет
Прибраться, лишний сор сгрести,
А там и май, ну кто ж не знает,
Дожди прольют – садам цвести.

«Элита» от слова «a little»?
Кружась, отражается свита
В движенье, праздных манерах,
В своих королях, королевах.

Высоких, изящных и умных,
Речистых, тупых, неразумных,
Прощающих и благородных,
Уродливых, мстительных, злобных.

Но свита – декор самовластья,
Взгляни, королевское платье
Роскошно лишь выбором новым,
Пока не предстанет он голым,

Так Андерсен нас поучает,
Король тоже голым бывает,
Всмотрись, разберись осторожно —
Вокруг сколько «голых» и ложных.

Пунцовые щёки апреля раскрасит весна,
Надует ветрами,
пронзительно вихри взметнёт,
Шатаясь, дорогою лёгкой
под утро взовьёт
Флажки облаков, и природе уже не до сна.

Промоется вешним потоком лесной косогор,
Увядшие травы восстанут, вплетя изумруд,
Берёзы свою ежедневную вахту несут,
Чтоб не проворонить
нарядный весенний ковёр

Подснежников белых
и крокусов в снах голубых,
Пролесков и, в солнечных пятнах,
густых одуванчиков рати,
Всё то пёстрорядье,
которое праздничным платьем
Украсит полян разнотравье,
доселе нагих.

Ревнива природа, всю зиму цвета сохранив,
Чтоб выплеснуть молча
сквозь утро ушедшей ночи,
И верба распустит свой цвет,
словно пламя свечи,
Как знак Воскресенья природы
и Господа став.

Со строчкой встаю и со строчкой ложусь,
Печальная участь – судьба графомана,
Которую сам описать не берусь,
Поскольку пишу для себя, без обмана,
Не теша сравненьями с чьим-то величьем,
В речах не юродствуя, выспренним спичем
Не славя своих многогранных талантов,
Потуги на избранность, мелкое чванство —
Быть может, грызут древоточцы души,
Но лишь не выпячивай, скрой, не спеши.
В конечной оценке сухого остатка,
Одно только ценно: поэтом останься,
Не рифмы узор, не мелодика ритма —
Пленительный вздор. Для меня очевидны
Волненья души, неподвластной и странной,
Её назначенье – быть тонкой мембраной,
На всё отзываться, бродя по апрелю,
Страдать и сочувствовать. В это я верю.

Так покоен апрель в предпасхальные утра,
Соловьиная трель скоро рани взорвёт,
И неброская зелень свой рост поминутно
Под настойчивый голос кукушки сочтёт.

В наступившем рассвете неярка она,
В дымке светлой чуть брезжут берёзы стволами,
Это ранняя робко крадётся весна,
С сокращённою ночью, но сладкими снами.

Первый сок побежал по стволам и кустам,
Чуть забросил в вершины целебную влагу,
Прикоснулся волшебно к нагим деревцам,
Чтобы сбросили осени старую тягу