И. Попков - Мелодии Просветления. Духовная поэзия буддийских лам Тибета

В книге использованы изображения из архива Международной ассоциации буддийских центров Алмазного пути и контурные рисунки Роберта Бира (Robert Beer)

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© ООО «Ориенталия», 2017

Жанр буддийской духовной поэзии возник одновременно с самим учением Будды. Уже ранние сутры Трипитаки содержат не только прозу, но и стихотворные фрагменты, а в более поздних классических текстах поэзия постепенно занимает все более заметное место. Яркий пример поэзии раннего буддизма – Дхаммапада. Стихами написаны многие трактаты великого Нагарджуны (I–II века), «Абхидхармакоша» Васубандху (IV век) и многие другие важнейшие произведения Махаяны. Их повсеместно изучали в университетах; профессора спорили над ними и писали комментарии, а монахи заучивали наи зусть и читали нараспев.

Около V века н. э. в Индии и ее ближайших окрестностях получила распространение буддийская тантра. Образовались первые общины йогинов, практикующих медитации Ваджраяны под руководством так называемых махасиддхов – учителей, которые на тантрическом пути обрели постижение природы ума. Истории известны имена восьмидесяти четырех махасиддхов, но в действительности их были сотни. Слово «махасиддх» означает «великий совершенный», или «обладающий наивысшими достижениями». В данном контексте под достижениями, или совершенствами, понимаются два вида способностей – «обычные» и «высшие». Обычными совершенствами называют власть над первостихиями (вода, земля, огонь, воздух и пространство), которая проявляется в различных магических способностях, – это дар ясновидения, умение летать или проходить сквозь стены и прочее. Такие достижения не являются целью духовного пути – напротив, это своего рода побочный продукт медитации, и, будучи объектом особого внимания или привязанности, они становятся даже помехой в развитии. Высшие же совершенства – цель практики – есть состояние Махамудры, т. е. способность ума естественно и без усилий пребывать в том, что есть, переживая все как единство блаженства и пустоты, и пробуждать это в умах других. Здесь это эквивалент Просветления.

Тантрические сообщества находились вдали от университетов и монастырей, хотя и поддерживали связи с некоторыми учеными. Йогины и йогини обитали в уединенных местах – в горных пещерах и на кладбищах; там они вместе жили, медитировали, обменивались опытом и мудростью. Появляясь иногда в деревнях или на рыночных площадях, чтобы собирать подаяние, они выглядели дико и вели себя непринужденно и непредсказуемо, поражая воображение сограждан внешней и внутренней свободой. На своих духовных собраниях они пили вино и пели. Именно в этой среде со временем расцвела культура так называемых ваджрных песен.

Древо Прибежища

Развитию этого жанра способствовала сама специфика тантрических текстов, полных поэтических оборотов и целых стихотворных вставок. Часто они написаны зашифрованным, «смутным» языком, изобилующим и абстрактными философскими категориями, и сексуальными символами, образами из разгульной жизни простых людей и т. д. Например, в «Хеваджра-тантре» встречаются такие строки:

В той же главе мы читаем:

Или находим такие философские образы:

Собственно, язык тантр вовсе не предназначен для того, чтобы читатель понял смысл написанного. Функция этого особого языка заключается скорее в том, чтобы пробудить вдохновение или хотя бы любопытство у непосвященного; а в уме уже практикующего йогина эти слова должны способствовать возникновению непосредственных озарений и прозрений в обход привычных мыслительных схем. В частности, присутствие «вульгарных» образов в «священном» контексте, где все по определению должно быть пронизано светом истины, является мощным фактором разрушения привычных представлений о дуализме чистого и нечистого, сакрального и обыденного. Потому пение во время ритуальных пиров стало духовной практикой.

В эпоху поздней индийской Ваджраяны (VIII–XII века), когда уже были известны тантры наивысшего класса ануттарайоги, тантрический буддизм перестал быть тайной для узкого круга посвященных и прочно укоренился в культуре Индии и нескольких соседних государств. Это не значит, что большинство их граждан непременно медитировали; но сам по себе дух Алмазной колесницы проник и в университеты, и в фольклор, и в жизнь простых людей. Ее символика влияла на стиль одежды и домашнюю обстановку. Даже в колыбельной, которую пела мать над кроваткой малыша, могли звучать слова из контекста Махамудры – хотя поющая в большинстве случаев их, конечно, не понимала.

Песни и стихотворные произведения, сочиненные махасиддхами Индии, позднее вошли в состав тибетского канона, называемого «Тенгьюр». Наиболее известными авторами ваджрной поэзии были Великий Брахман Сараха, йогины Канха, Дхарикапа, Тилопа и Майтрипа; писали их и другие махасиддхи, в том числе женщины – Нигума, Лакшминкара, Сукхасиддхи, Манибхадра. Передача абстрактных поучений и высших истин в поэтической форме, часто с применением примеров и образов из народного быта, стала традицией для преемственности Алмазной колесницы.

Во второй половине I тысячелетия буддизм начал проникать на север, за Гималайские хребты. Тибетские источники и многие западные исследователи называют началом прихода буддизма в Тибет VII век, время царствования Сонгцена Гампо, основателя династии Ярлунг. Однако в тот период, часто называемый темной эпохой, Учение присутствовало в Стране снегов только номинально. Вероятно, две буддийские супруги тибетского царя, китаянка Вэньчен и непалка Бхрикути, привезли с собой статуи и ритуальные предметы; в Лхасе были построены два важных храма – Джоканг и Рамоче. Но все же буддизм еще оставался явлением чуждым, заграничным и не был воспринят местным населением.