Юрий Франк - Замкнутый круг. Стихи

Отдыхает земля, спит спокойно
под слежавшимся пухом снегов.
Сон, не смерть… О зима, мне так вольно,
на просторах твоих я оков,
как во сне, на душе и не чую.
Воздух чистый, морозный бодрит.
Хоть, признаться, тебя не люблю я,
мне по нраву скупой колорит
спящей мирно природы… Твой холод
бросит в дрожь, нарумянит лицо.
Пусть давно я уже и не молод,
краснощеким стою молодцом
пред тобой, о зима… Мне так вольно,
не волнуется сердце в груди,
не тоскливо ему и не больно.
Сон, не смерть… До весны не будить!..

Собака одна прибежала ко льву
с затеей: «Давай-ка бороться!»
Но лев отказался.
«Тогда мне молву
пустить, что ты струсил, придётся!» —
Бросает собака вновь вызов с усмешкой.
«Пускай…» – лев ответил на брех. —
«Пусть лучше меня презирает, как пешку,
зверьё остальное за грех
придуманной трусости, чем меня станут
все львы за борьбу презирать
с тобою, собака».
С тех пор, как ни странно,
«брехать» значит – «лаять» и «врать».

Весь день бабуля в шоке,
довёл её внучок. —
В два годика о Боге
твердит уж язычок!..

Кричит ребёнок громко
ей: «Кайся и молись!»
На это, как котёнку,
не шикнешь: «Хватит, брысь!»

Но вот, с приходом мамы,
сынулька понят был.
Финиту этой «драмы»
и папка заценил:

«Согласен, всё не просто,
попробуй тут услышь,
что скрыт за фразой острой —
лишь «Карлсон и малыш».

Мультфильм смотрели вместе,
обнявшись и смеясь,
и стар и млад… В том действе —
с божественным есть связь.

Агония огня… – Средь красных углей
дрожит и бьётся пламени язык.
И жалко жалят искры, если улей
из пепла – потревожит наглый взбрык
послушной кочерги… Так вдохновенье
порою гаснет между красных слов.
Огонь творенья тот – души горенье,
а ум – золу лишь ворошить готов.

Слово, как семя, посею в пространство,
глубже зарою, а дальше оно
пусть в тираже вырастает гигантском
или зачахнет в тени… Всё равно…
Да, всё равно от меня не зависит
слова судьба, как и судьбы людей.
Где-то в бескрайней неведомой выси
движет светила Старик-Чудодей.
Каждому мигу своё назначенье,
каждому делу – начало с концом,
каждой цепи – подходящие звенья, —
всё в этом духе… Побыть мудрецом
здесь постараюсь, Ему подражая.
Да и творил я, узрев эталон —
в Мире, где ада хватает и рая,
в Мире, где Слово посеял и Он.

Всему есть своё в жизни время,
не стоит сердиться на мир, —
живое, растущее семя.
В творении этом все мы —
частицы, и в силу природы
божественной – будет душа
не раз проходить через роды
и бренную плоть, чуть дыша,
в миру оставлять. Провиденье,
Создателя замысел есть
великий, – своё он творенье,
любя, умудрился заместь,
как тесто живое. Способность
китёнка стать мощным китом —
давно никому и не новость,
но чудо поистине в том,
что малое может в большое
созреть. Жизнь – движенье и рост.
А то, что зовётся душою, —
на шаре летит среди звёзд,
сменив легионы обличий,
и скоро сумеет понять:
сердиться на мир неприлично. —
Чтоб вырос цветок, – нужно ждать.
А что же потом?.. – Будет семя,
развития новый виток.
Всему в этом мире есть время,
всему в этой жизни есть срок.

Лишь Любовь, – суть души, – вечный Бог.

И молча молния сверкнула,
и грянул громко гром потом,
и небо, став бескрайним дулом,
палило градом и дождём.
Расстрел недолог был, на травы
упал ничком я и затих…
Нет, не убит, – рождён был, право,
познав, кто мал, а кто велик.
Так в жизни, – лишь когда над нами
сверкают молнии беды,
мы в шуме, грохоте и гаме, —
Великий Боже, – молим, – Ты
спаси в сей час… А после, будто
родившись заново, уже
поверить вовсе и не трудно
в слова о Боге и душе.

Уморилось море, вволю
штормом выход дав страстям.
И, увлёкшись новой ролью,
в штиль ласкается к снастям,
что лежат на берегу, —
не достать волною.
Помирить я их могу,
подтолкну ногою
разобиженную сеть
с ячеёй запутанной. —
Ей приходится терпеть
выходки беспутные.
Ведь не могут жить без моря
снасти, что скрывать. —
Хоть хлебнули много горя,
но простят опять…

«Преступник! Преступник!!! Преступник!» —
Кричит прокуратор Ему,
не веря, что счастье наступит
и канет вся злоба во тьму
забвения… Что будет дальше
мы знаем. – Крест, пошлая казнь,
раскаянье в трусости, фальши,
к слуге своему неприязнь,
рука у которого, дрогнув,
на камни отпустит кувшин,
когда, крик гортанный исторгнув,
свой выплеснет гнев господин.
Сосуд упадёт прямо в ноги,
плащ белый забрызгав в кумач.
В глазах игемона тревоги
мелькнёт тень, и станет он зряч
внезапно… – В вине средь осколков
всплывёт вдруг кровавым пятном
та истина, что выше толков
любых: Быть вам вечно вдвоём. —
Ему – вдохновителем веры,
надежды, мечты и любви.
Тебе – гордой власти, карьеры
злым символом… Ведь ты – в крови.

Стой, Солнце! Моя остановка!
На тысячу лет ты замри,
а лучше – навечно… Неловко
просить, но – постой, покури.
Я знаю, что жизнь – есть движенье
твоё и других вечных сфер,
ход времени, сердцебиенье…
Да, знаю… Но хватит, поверь,
смертей и рождений… Сегодня
в зените останься, и пусть
не будет зимы новогодней,
рассветов, закатов, а грусть
ночная – пускай канет в летний
единственный солнечный день.
Я вечно готов жить на свете,
любимых и близких не лень
мне видеть опять с собой рядом,
и знать, что так будет всегда.
Стой, Солнце! Движенья не надо!..

Не слышишь меня, вот беда…
А может и слышишь, но в мире
нет вечного счастья для всех.
Поэтому ты, словно гиря,
вниз движешься или наверх:
заход и восход – равновесье.
Смех детский, слеза старика,
зла бездна, добра поднебесье —
всё в меру… Прости дурака…

Планеты, как ядра, летят по орбитам,
и клетки в телах заменяют друг друга, —
материя движется вечным кульбитом.
Да, вся эта жизнь – очень хрупкая штука.
В том трюке смертельном, страховки не зная,
как эквилибрист, каждым шагом рискуя,
всё, кроме бессмертной любви отрицая,
за день утомившись, спокойно засну я,
привыкнув к великому этому чуду,
что завтра опять мне подарит рассвет,
увидев который, я снова забуду
что жить мне осталось не так много лет.
В потоке дневном растворюсь я в народе,
как ночью уже растворялся во сне.
Я словно травинка в огромной природе, —
замёрзну зимой, оживу по весне,
и летом я сердцем своим отогреюсь,
а осенью грустью пожухнут глаза.
Однажды исчезну, но всё же надеюсь,
что чья-то слеза упадёт, как роса
на землю, ведь кто-то меня не забудет.
И плоть обретёт в новой жизни душа.
Я верю – так было, так есть и так будет!