Александр Сорокин - В свете солнца. Сборник стихотворений

Желтеет луна среди звездного сада,
сегодня ее цвет волшебно лучист.
Когда то вот так в небо темное глядя,
сонеты луне посвящал трубочист.

Все было уже на земле этой древней!
И разве луну я смогу удивить?
Придуманной, но не услышанной песней,
которую некому мне посвятить?

И я сам не свой в белом лунном сияньи.
Я весь поддаюсь беспричинной тоске.
От мысли, что наши мечты и желанья,
исчезнут как будто следы на песке.

Прихожу я к реке, и смотрю в отраженье,
на поверхности водной тончайшая зыбь.
Пусть река унесёт на волнах все сомненья,
о которых никак не могу могу я забыть.

Я реке расскажу все, что память тревожит.
Ведь другие меня до конца не поймут.
И река мне избыть все печали поможет,
словно камни слова в глубину упадут.

Сколько б мне не кружить, не скитаться по свету,
я к реке возвращусь, как к началу начал.
И свершив ритуал, брошу в воду монету,
может сбудется, то что я здесь загадал!

Бывает, когда на душе так паршиво,
и справиться мне не по силам с хандрой.
И тянется вечер, так странно тоскливо,
и я без конца брожу, словно больной

Раздастся звонок, и сняв трубку привычно,
услышу я голос, знакомый, родной.
Ну что, как дела? У тебя все отлично?
Давненько не виделись, что- то с тобой.

И все. Мой покой наконец- то нарушен.
Смягчится душа и оттает в тепле.
Я вдруг улыбнусь. Хоть кому-то я нужен!
А значит не зря я живу на земле.

В зной хорошо в летнем парке укрыться,
где приглушен надоедливый шум.
Пусть от проблем и забот отрешится,
хоть ненадолго встревоженный ум.

К небу вздымаются стройные клены,
и осязаем полдневный покой.
Что в этой жизни важней еще кроме,
этой минуты согласья с собой?

В парке теннисто, прохладно и сухо.
Не торопись. Тут недолго постой.
Видишь, как рой тополиного пуха,
в медленном вальсе кружит над землей?

Есть две пути, две истины, две меры!
Путь первый – себя ставить выше всех.
И жить лишь для себя, без всякой веры,
ведь если веры нет, не страшен грех.

Путь первый, так заманчив, и исхожен,
бесчисленным количеством людей.
Нисколько в жизни ты другим не должен,
а все должны тебе, да побыстрей.

Предел желаний сытое довольство!
Вот только б не к тебе пришла беда!
Срывай смелей бутоны удовольствий,
пока их не сорвали за тебя.

Чем дальше, только горше вкус печали,
ведь смерть все уничтожит без следа.
Путь первый, столь заманчивый вначале,
приводит незаметно в никуда.

И мало кому волей провиденья,
случается увидеть путь другой.
Который полон самоотреченья,
и долгой, изнурительной борьбой.

Нелегок этот путь! Путь воздержанья!
Но только б спали шоры с глаз слепых!
И мы узрели отблески сиянья,
негаснущие в далях неземных.

И обретя, хотя б крупицу веры,
нашли одну дорогу всех дорог,
которая веден нас в те пределы,
где всепрощенье нам дарует Бог.

Я к сожаленью, что-то слышу слишком часто,
в кругу друзей своих местоименье я!
И это яканье мне режет слух ужасно,
холодным ветром равнодушия сквозя.
Меня пугает это самопоглощенность,
и диссонанс, в разлад звучащих душ людских!
Там где должно созвучье быть, лишь разобщенность,
и каждый, это словно свой среди чужих.
А вроде надо нам всего, такая малость!
Шагнуть в мир этот из обыденной тюрьмы.
Жить что бы наше "Я» поменьше нам мешалось,
и больше было в наше жизни, нас и мы.
Но лишь свою жизнь признаем, такой бесценной,
и со всем миром мы готовы воевать!
А мы живем как будто каждый пуп вселенной,
а на других нам совершенно наплевать…

Жизнь меняется с каждой минутой,
но чем дальше, тем только верней!
Ослепленные выгодой шкурной,
из за цифр мы не видим людей.

Мы ушли с головой в виртуальность.
В иномирье пространств цифровых.
Оттого в нас так мало осталось,
безрассудных порывов людских.

Мы уже забываем похоже,
учащенный стук сердца в груди.
Слишком много случайных прохожих,
что безмолвно живут взаперти!

До кого ж я смогу достучаться?
Слишко много закрытых квартир!
Может просто начать улыбаться,
и тогда вдруг измениться мир.

Мир наш жестоко устроен, довольно!
И коль вглядеться сквозь призму веков,
овцы всегда жить хотели спокойно,
но становились добычей волков.

И разделен мир на две половины,
но кто есть, кто не легко разобрать.
Хитро укрывшись в овечьи личины,
волки клыки не спешат обнажать.

Слабость овец, как приманка для зверя,
ведь соблазнительна волчья мораль.
Жить, никому в этой жизни не веря,
что б поедать было после не жаль.

Но в ежедневном кровавом сраженьи,
злу не удасться добро победить!
Мы примеряем овечье смиренье,
что б себе волчье нутро заглушить.

И может миру прогнившему насквозь,
лишь потому не приходит конец.
Что на чуть чуть в нем, но больше осталось,
чем волков алчных, смиренных овец!

Я ехал домой в электричке, набитой усталым народом.
Был самый час пик, и вагон, в тесноте горько пах табаком.
Леса Подмосковья сменялись, то голым безлюдным простором,
то крыши поселков неслись, во тьме за туманным окном.

Скучая читал я роман, и все не кончалась дорога.
И я отвлекаясь от книги, свой взгляд поднимал на людей.
Ведь могут поведать порою, нам лица людские, так много,
храня на себя отпечатки забытых безвременно дней.

Средь серой толпы, у окна, две девушки будто сияли.
Их лица мне вдруг показались светлее и солнечней всех.
Экзамены, сессия, громко, как птички они щебетали,
и так жизнерадостен был их звонкий, заливистый смех.

Я прошлое вспомнил, в котором не раз я подчас оступался,
в котором нередко я жизнью был прежде безжалостно бит.
Давно позабыл я с годами, когда так же звонко смеялся,
теперь серой массе подходит мой пасмурно-сумрачный вид.

Всем нам совершать суждено, в житейских скитаньях ошибки,
я с грустным прозреньем подумал, предвидя печальный исход.
Пусть девушек этих подольше, цветут и не гаснут улыбки,
и может счастливый билет у судьбы им украсть повезет.