Римид Нигачрок - Школа. Цикл стихов

Вырос он, семью бы надо,
В нем же страх: Не торопись!
Пусть она неотразима
Красотой, душою – рысь!

Про любовь мурлычет нежно,
А потом ударит больно
Прямо в сердце: Сволочь, гад!..
Холостому же привольно,

Ты мужчина, а не раб!..
А найди, чтобы любила…
Ищет, ищет, не находит,
Тратит время, деньги, силы,

Перебрал немало женщин,
В каждой видит только мать,
Но не ту, какую любит,
Нежно хочется обнять,

А другую, всё плохое,
Что в ней видеть не хотелось.
Стыд и страх в нем поселился,
Любит женщин неумело,

Потому что не учили
Его женщину любить!..
Самому придется парню
Научиться как-то жить.

Да, начинал и бросал мемуары:
Молодой еще, рано, не старый.
То казалась судьба интересна,
То о ней говорить неуместно,

Где прошел, незаметен уж след,
Сколько радостей, столько и бед.
Но опять возникало желание
Память лет не отдать на заклание,

И бумаге хотя бы доверить,
Чтоб не так ощущалась потеря
Лучших памятных дней из былого.
Но писать мемуары не ново,

Если есть что поведать потомкам…
Если жил незаметно, негромко
Среди разных обычных героев,
Что я ценное миру открою?..

Как душою страдал незаметно,
Как работал, любил беззаветно,
Как я верил в успех вопреки
Неудачам?.. Но все старики

Беззаботную молодость ценят,
Сколько не было бед и лишений.
В первый раз – это частая фраза!
И простые начнутся рассказы:

Я влюбился впервые в пятнадцать,
И в такую красавицу, братцы,
Идеал, что нельзя описать!..
Рано, сын, говорила мне мать,

Прежде школу закончи, сынок.
На свиданье бежал со всех ног,
Я влюбленный – какие уроки!..
А теперь и в семье одинокий,

Старый, немощный, прямо беда…
Вспоминать, так уж дальше айда.
Лето, речка, купанье, забавы,
И каникулы выйдут на славу,

Если с другом «загонишь хорька»,
Пусть ранетка незрело-горька,
За крыжовником сбегаешь в горы,
И катание в зимнюю пору

На коньках и на санках, и лыжах…
Чем старее, тем к детству мы ближе,
Тем охотней о нем вспоминаем.
А писать мемуары – задача иная:

Очевидец, участник событий страны,
И певец и хранитель живой старины;
Томик затертый, значок «октябрят»,
В пионерских ли галстуках фото ребят,

Билет комсомольца, открытки, газеты,
Военная форма… святые предметы,
Как личные вещи и связь со Страной.
Из перечня ценностей нет ни одной

В моей драгоценной шкатулке,
Но нет и последней в помине! Прогулки
Проводит лишь Память в былое.
На гнойные раны забвенья – алоэ,

Чтоб высосать стыд из болячки…
Писать мемуары – такая задачка,
Уму пусть посильна, но совесть
Фальшивое чувствует в слове…

Начинал и бросал описанье ни раз
Хроники фактов холодных, рассказ
Без скуки прочесть невозможно,
А если в три короба врать и безбожно,

Так разве то есть мемуары?..
Такое творенье не нужно и даром!
Писатель на выдумку просто мастак,
Коль Бог оставляет на темени знак

Таланта, а я же целован небрежно.
Но дух и душа остается мятежна,
Им суть подавай и правдивость!
А кто не герой, тот ничто. Справедливо?

Оставим пока добродетель в покое,
И факты из жизни своей приоткроем,
Найдем ли, чем можно гордиться?..
Без явной причины бывает, не спится,

И прошлого тени обступят толпой,
Так душу охватит тягучей тоской,
Что если бы мог, перенесся назад
В детства и юности сказочный сад.

Тот сад – ностальгический бред!..
Страстно любовь воспевает поэт,
Придумав прекрасную Даму.
В реальности что? Мелодрама!

Или трагедия, фарс, но не тема
Писать мемуары. Похожие все мы
Судьбами, есть лишь нюансы.
Одной ли страны, иностранцы,

Важно и прежде, чем жил человек,
На что он потратил себя и свой век.

Отца я помню как в тумане,
Пять-шесть найдется эпизода,
Но память детская обманет,
В те дни, вернувшись через годы.

Веселый, стройный и подвижен,
А может, строгий, даже злой,
В рассказах мамы его вижу,
Во мне, ребенке, он живой.

Семейный стол полуовальный,
Отец, я слева, справа брат,
Он усадил нас специально —
Учить приличиям ребят.

Мне ложку левою рукою
Взять неосознанно хотелось,
Отец мне строго: Что такое? —
Бьет подзатыльник то и дело.

А брат откусит хлеб и долго
Жует его и не глотает,
Отец встряхнет его за холку, —
Не подавись, запей-ка чаем!

К его приходу дети в чистом
Должны одеты быть и рядом,
И стол накрыт семейный быстро,
После отца все только сядут.

Жена должна сидеть напротив,
А рядом с мамой дочь Галина;
Кастрюля с супом, с мясом протень;
Отец вино нальет с графина…

Сам помню ль это пятилетним,
Иль мама позже рассказала,
Как притихали сразу дети —
Отец входил неспешно в зало.

И те семейные застолья,
И воспитательные меры,
Не мог придумать я, тем более
С годами в память крепнет вера.

Дядя Юзеф утонул,
Немец, пленный с Кенигсберга!
Ты чего кричишь так, Верка?
Успокойся, сядь на стул…

Ну, рассказывай, родная,
Что случилось, в чем беда?
Ледяная ведь вода…,
Спьяну он полез, не знаю…

Кто полез? Да дядя Юзеф,
Там на озере в горах,
С камня прямо, божий страх,
Высоко, ползу на пузе

К краю самому, всплывет,
Нет ли, думаю, гадаю…
Всплыл как будто, выгребает,
Пред собою гонит лёд.

А потом нырнул и сгинул,
Пять минут, его всё нет,
Для меня померк тут свет,
Я – орать, бегут мужчины.

Дочка, что, сломала ногу?..
Или в озере русалку
Ты узрела?.. Дядю жалко,
Он нырнул, утоп, ей богу,

Дядя Юзеф. Эй, ребята,
Там у берега есть плот.
Ну, тогда бежим вперед!
Спорят с кем-то, кроют матом,

Плот спихнули и шестом
Тычут дно куда попало…
Ну, а я тут побежала
Рассказать скорей о том.

Вот так да, беда большая,
Дядя Юзеф, смелый хрыч,
Не убит в войну. Не хнычь,
Верка, думать мне мешаешь.

Надо как-то тетю Нину
Поддержать, помочь, поди,
От него дитя родит,
А тут немец взял и сгинул.