Омар Хайям - Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия

В неведенье жил ты, Хафиз, неведеньем ты убелен.
Возвышенной горечью слов смиренное сердце наставь!

Взгляни: как праздничный стол расхищен девой-судьбой!
По кругу чашу ведет священный серп молодой.

Паломник добрый! стократ тебе воздастся за пост,
Коль ты в трущобу любви вошел смиренной стопой.

Для нас в трущобах любви всегда готов уголок,
А тот, кто их возводил, был движим волей святой.

И пусть свершает намаз под сводом милых бровей,
Кто кровью сердца омыл любовный помысел свой.

Ведь сам имам городской, носящий коврик молитв,
Омыл одежду свою хмельной пурпурной струей.

Но этот шейх-лицемер с презреньем смотрит на тех,
Чья бочка нынче полна, а завтра станет пустой.

Пусть шейх искусно поет, – к Хафизу, друг, приходи!
Его любовным псалмам – и слух и сердце раскрой!

Где правоверных путь, где нечестивых путь? О, где же?
Где на один вступить, с другого где свернуть? О, где же?

Как сравниваешь ты дом праведных и дом беспутных?
Где лишь в молитвах суть, где только в лютнях суть? О, где же?

Постыла келья мне и лицемерье рясы также.
Где магов тайный храм? Где мне к вину прильнуть? О, где же?

Все вспоминаю дни, когда с тобою был я рядом.
Где ревность, где слова, лукавые чуть-чуть? О, где же?

Ну, где врагам понять всю прелесть этих черт любимой?
Ну, где поймет зарю свечей надгробных муть? О, где же?

Ах, подбородок! Ах, в нем ямочка… О сердце!
Где было бы тебе отрадней отдохнуть? О, где же?

Прах у твоих дверей к глазам своим прижму – о сладость!
Где жить мне без тебя, где свой огонь задуть? О, где же?

Хафиз тебе не даст ни мира, ни услад покоя.
Где он найдет покой, свою утешит грудь? О, где же?

Страсть бесконечна; страстным дорогам нет пресеченья, нет!
«Души отдайте!» – страстным другого нет назначенья, нет!
Миг зарожденья сладостной страсти – благожеланный миг.
В деле отрадном ждать ли гаданья, предвозвещенья? Нет!
Нас не страши ты разумом властным, нам подливай вина!
К нам не причастен стражи начальник, нам запрещенья нет!
Хочешь ли ведать, кто наш убийца, – черный свой глаз спроси!
Друг! В ночь запрета винных созвездий нет излученья, нет.
Глянуть на лик, схожий с месяцем юным, может лишь чистый
взор.
В ликах других подобного блеска и оболыценья нет.
Благо гулякам! Знаю: в беспутстве благо найдут не все.
Для распознанья тайного клада всем наущенья нет.
Сердце Хафиза в горести страждет: сердце твое – гранит,
Сколько ни плакал, сколько ни звал я, – нет мне прощенья,
нет!

Коль туда, куда стремлюсь, я направлю полет, –
Так за дело я возьмусь, что тоска запоет!
Сильных мира я бегу, словно зимних ночей,
Жду от солнца одного лучезарных щедрот.
Благородства не ищи у надменных владык:

Прежде чем откроют дверь, жизнь бесследно пройдет.

Пусть же сгинет эта жизнь – умерщвляющий яд!
Славь, певец, другую жизнь – услаждающий сот!

Пожелай, мой соловей, чтоб земля, наконец,
Стала садом, где твой дух к нежной розе придет!

Здесь упорство с торжеством в давней дружбе живет:
Кто упорство впустит в дом – торжество призовет.

Мудрено ли, что всегда беззаботен Хафиз:
Вольный странник на земле не страшится тягот!

Кому удел нетлетворный в тлетворных столетьях дан?
Что прочно? – Ладья газелей [130] Ладья газелей – сборник стихов. . Что вечно? – Пьянящий жбан.

Возьми же вина в дорогу, – ведь жизнь не сравнишь ни с чем.
Путь к раю подобен чаще, и мало на нем полян.

Один ли познал я тленность? – Ученый, что знает мир,
Постиг и свое бессилье и знаний вечный изъян.

Взгляни же премудрым оком на бурный, бегущий мир:
Весь мир, все дела мирские, все смуты его – обман.

Достигнуть встречи с тобою мечтала душа моя, –
Но смерть на дорогах жизни – грабитель и злой буян.

Всем ведомо: знак, что роком начертан на смертном лбу,
По смоешь ничем, о смертный, с челом он твоим слиян.

Все зданья падут, разрушась, и травы на них взрастут, –
Лишь зданье любви нетленно, на нем не взрастет бурьяи.

Прохожие люди трезвым не встретят меня вовек!
О вечность! Хмельная чаша! Хафиз этой чашей пьян.

К этой двери искать не чины и почет я пришел, –
Чтоб убежище здесь мне найти от невзгод, я пришел.

Я к жилищу любви – от черты, где нет жизни, иду,
И в страну бытия, совершив переход, я пришел.

Я твой смуглый увидел пушок, и из райских садов
Мандрагоры потребовать сладостный плод я пришел.

С тем сокровищем разума, что под охраной небес,
К двери шаха просить благодатных щедрот я пришел.

О спасенья корабль! Твоих милостей якорь ищу –
Увязающим в скверне к тебе, мой оплот, я пришел.

Гибнет честь! Изойди же дождем, омывающим грех!
До конца подведя черных дел моих счет, я пришел.

Брось, Хафиз, власяницу свою! Вздохов жарким огнем
Истребить лицемеров неправедный род я пришел.

Полна тоски, пылает грудь, – но где травы целебный сок?
Бездомно сердце. Помоги его отдать мне, добрый рок,
Тюрчанке самаркандской в дар. Не от нее ли мне принес
«Дух мулиёнского ручья [131] Дух мулиёнского ручья – строчка из стихотворения Рудаки. благоуханный ветерок?»
Под быстросменной синевой покоя люди не найдут.
Мне, виночерпий, чашу дай, покой мне дай хоть на часок.
Пришел в тоске я к мудрецу, ему в отчаяньи сказал:
«Какое горе – смутный мир, каких он тягостей клубок!»
Чигильский светоч [132] Чигилъский светоч – красавица из города Чигиля, славившегося своими красавицами. нужен мне, я в ожидании горю,
Рустама нет, моя ж тоска владыке тюрок невдомек!
«В путях любви покоя нет, его ища, измучишь грудь.
Лекарства сердцу не найти, все травы любящим не впрок».
Не слабый духом человек вступает в сборище гуляк.
Коль ищешь, трепетным не будь, но дай нам мужества урок!

Людей смиренных не найдешь ты в нашем огненном миру.
Весь мир, все души мы должны перекроить в недолгий срок.