Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

– Что ты хочешь этим сказать?

– Гм.

– О господи, черт возьми.

Я заметил, что эмоции, испытываемые при призывании, как владыки света, так и его антипода, в ситуациях, когда нам плохо или необходима помощь, абсолютно идентичны.

– Тихо, не мешай!

Саня прекратил чесать затылок, выбросил окурок, спрыгнул с глыбы и резво спустился вниз.

– Я гений! – тихо воскликнул он и помчался внутрь. Что бы это могло значить?

Я решил проследить за его действиями, спустился вслед за ним и крадучись двинулся по коридору. Сани возле логова зверолюдей не было. Снаружи послышались тяжелые шаги. В ужасе я метнулся к гробнице Индры, но юркнуть туда не успел и несколько секунд, пока еще один челове-козверь входил к соплеменникам с бурдюком какого-то пойла, изображал деревянную статую у стены, наименее освещенной факелами. Потом утер холодный пот, кое-как справился с дрожью в коленях и в поисках Юдина направился к склепу. В дверях мы столкнулись нос к носу.

– Что это? – спросил я, осматривая его ношу.

– Сома.

– Попонятнее, пожалуйста.

– Помнишь самогон? Вернее было бы назвать его сомагон. Или просто сома. Это напиток, который позволяет атману прогуляться в Навь.

– Но это же просто мох!

– Из него, родимого, сомагон и делается. Я должен был раньше догадаться, но именно дымящаяся сигарета натолкнула меня на мысль. Посланец предков, кстати, я тебе его не представил, его звали Ибаз, демонстрировал мне этот мох, чтобы до меня лучше дошло, как я тут очутился. Я хотел выяснить, нельзя ли эту штуку заварить и хлебнуть, чтобы назад вернуться, но он объяснил, что в мире предков она действует просто как снотворное, а точка перехода лишь одна, в пещере Харутугшава, и основано возвращение на принципиально иных механизмах. Самое главное, я подметил, что сома рассыпана вокруг разбитых горшков в усыпальнице. Осталось доставить ее в очаг этим верзилам и дожидаться, пока подействует.

– А если оно подействует слишком поздно?

Саня закусил губу.

– Но в противном случае, сунься мы туда нахрапом, мы и ей не поможем, и сами станем трупами. По мне, так три покойника – хуже, чем один. Давай попробуем все же мой способ.

Довольно цинично, но глупо было отрицать, что он полностью прав.

Я рассмотрел состав измельченной сомы. Скорее всего, это была высушенная смесь мха, грибов и трав. И этот состав должен вывести из строя тех ужасных гигантов?

– Ты уверен, что подействует?

– Должно. Видишь ли, я просто не люблю насилия. Это ты при случае бряцаешь своими каменюками, а я предпочитаю работать головой.

Потом нам пришлось приложить титанические усилия, чтобы соорудить из лопухов кульки для сомы, найти длинный прочный прут и приспособить боеголовку к носителю. Для этой цели пришлось пожертвовать мой импровизированный бинт, которым я перевязывал лоб и висок. Узрев ранки, оставленные на моем челе зверюгой, Саня скривился и сокрушенно покачал головой.

Доставив приспособление на подготовительный плацдарм, мы слегка поспорили. Саня пытался всучить прут мне, доверяя опасную миссию пылкому влюбленному.

– Твоя скромность подкупает, – заметил я.

– Странно, а не ты ли пять минут назад намеревался искромсать мужичков своим каменным ножиком?

– Мало ли что я делаю, когда в опасности объект моей несчастной любви. Например, хлещу с тобой всякую гадость.

– Давай не будем об этом.

– Вот именно. Пусть решит жребий.

Я нашел камешек и, спрятав руки за спину, зажал его в одной из ладоней. Камешек достался Юдину, и ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться и, затаившись у входа, ждать удобного момента.

Зверолюди доедали тушу. По рукам пошел бурдюк с пойлом. Кто-то задержал питье, чем вызвал неудовольствие соседа. Возникла небольшая ссора, и внимание похитителей моей девушки на время оказалось поглощено улаживанием конфликта.

Саня перекрестился и по-пластунски, пользуясь идолами, кучами костей, среди которых попадались и человеческие черепа, дровами и коптящим очагом как прикрытиями, максимально быстро, но тихо и незаметно, дотянулся до огня и высыпал сому в него. Потом его осенило, и остатки зелья он для верности булькнул в похлебку. Пока Юдин выполнял этот в высшей степени рискованный маневр, я, скрепя сердце, наблюдал за Таней, очень жалея, что не могу просто схватить и унести ее.

Когда первая фаза освободительной операции была завершена, нам не оставалось ничего, кроме пассивного ожидания и беспокойства.

Меня буквально трясло оттого, что ей приходится находиться в таком жутком воздухе. Тем более что наш мох начинал потихоньку действовать. Лучше было бы подняться наверх, чтобы не подвергаться воздействию сомы, запах которой распространился по подземелью, но я боялся пропустить момент, когда можно будет наконец добраться до любимой и избавить ее от пут этих чудовищных звероподобных мужиков. Юдин размышлял о каких-то своих проблемах. Время тянулось медленнее, чем когда-либо. Сколько осталось до рассвета? Испытание из бредовой галлюцинации превратилось для меня сначала в священный ритуал, потом в подло подстроенный тест на выживание, потом в разочарование. Я был лишним. Саню, в своем роде, наняли, разве что без предупреждения. А вот Таня. Откуда она здесь взялась? Нас уже трое. Что нас ожидает через час? Дойдем ли мы? Успеем ли до рассвета?

Я нервничал. Обрывал заусенцы на пальцах. Обгрызал загрубевшую на ладонях кожу. Ожидаемый от сомы эффект все не наступал. Движения зверолюдей немного замедлились, энтузиазма в поглощении пищи поубавилось, но отправляться баиньки они явно не собирались. Как-никак, а инстинкт поглощения пищи создается программной средой древнейших, самых надежных отделов мозга. Да и здоровьица у ребят хоть отбавляй. Зато я поймал себя на мысли, что у меня слипаются глаза. Саня вообще клевал носом. Я толкнул его в бок:

– Не спать! Мы сами тут поляжем скорее, чем эти гады.

Саня встряхнул головой и подвинулся ближе, чтобы заглянуть внутрь. Внезапно он напрягся и отполз, пятясь в зону потемнее. Еще через миг глухо ругнулся.

Я быстро бросил взгляд через его голову, оценивая обстановку.

Зверолюди принимали какое-то решение. Один из них стоял над Таней и указывал пальцем на нее. Его поддерживало еще трое верзил. Другие же громкими возгласами изъявляли желание сперва отведать похлебки. Самый импульсивный мерзавец подскочил и отвесил нетерпеливому затрещину. Обиженный схватился за топор. Мои пальцы ухватили Саню за шкуру на спине. Чем больше на морде зверочеловека отражалось желание пустить оружие в ход, тем сильнее стискивались мои пальцы. Остальная братва неодобрительно загалдела. Кто-то принялся растягивать петухов в стороны. Остальные зачерпывали в миски похлебку и с аппетитом принимались за еду. Очевидно, наша приправа не вызвала у ребят никаких подозрений.