Сергей Остапенко - Ритуал [litres]

Оставшись в одиночестве, негодяй, домогавшийся Татьяны, смирился, погладил ее ручищей и последовал примеру остальных.

Моя рука разжалась и безжизненно повисла на плече друга. Лбом я прислонился к холодному камню, чтобы унять пульсацию крови.

Наконец наши надежды начали сбываться. Отведав варева, большинство каннибалов стали зевать. То один, то другой монстр клевал носом. Самый хилый уже захрапел, не позаботившись даже вынуть изо рта обглоданную кость. Все усиливающаяся вялость и сонливость, видимо, не казались гигантам странной, так как через пару минут и остальные почили в самых разнообразных позах, не прекратив жевательных движений до самой отключки. Настал желанный миг победы. Я хлопнул Саню по подставленной ладони, выражая одобрение и восторг. Мы проникли внутрь и принялись за дело.

Я подскочил к Тане и приложил ухо к ее груди. Она была жива, хоть и слишком слаба. Дыхание было прерывистым и поверхностным. Нам тоже приходилось туго, поэтому я нашел воду, намочил кусок шкуры и старался дышать сквозь него. Остатки воды я вылил Танюше в рот и побрызгал ей лицо и грудь. Вдвоем с Юдиным мы мучились с узлами, пока он не додумался разрезать их своим острым кинжалом. Я обратил внимание, что созерцание прелестей Татьяны вызывает у моего друга живейший интерес, поэтому поспешил обернуть ее моей беличьей накидкой. Саня помог мне вынести девушку вон из этого пекла, оставив на сквозняке.

– Нам нужна еда и вода, – сказал Саня.

– Ты прав, – одобрил я.

Мы вернулись. Гигантские костры захирели, так как некому было подкармливать их дровами. На туше, обглоданной каннибалами, оставалось немного мякоти, и я, орудуя ножом как тупой пилой, принялся ее срезать. Мясо было плохо прожаренное, но не резиновое. Впрочем, я был уверен, что этой ночью сожру что угодно, ибо чувство голода еще никогда не донимало меня с такой остротой. Глаза слезились, и я стремился закончить как можно скорее.

Тем временем Саня, которому вменялось в обязанность найти воду и следить за обстановкой, обнаружив тыкву, полную воды, и спрятав ее за пазухой, праздно шатался по подземелью, прихлебывая из людоедского бурдюка с брагой и осматривая все, привлекающее внимание.

– Обожаю ударные инструменты! – услышал я его возглас.

Смысл сказанного испугал меня. Я даже поранил палец. Оказалось, я не ошибся: он действительно собрался немного побарабанить. Вычурная дробь в относительной тишине подземелья резанула по ушам, и я чертыхнулся.

– Прекрати! – сказал я. – Хватай мясо и пошли отсюда.

Прежде чем послушаться, он завершил свою композицию, явно недовольный моей ворчливостью.

– Ты думаешь, нам что-нибудь угрожает? – поинтересовался он, принимая у меня вырезку. – Видишь, мальчики мертвецки спят.

Неожиданно нам на глаза упала тень, а под сводами сооружения раздалось глухое ворчание, напоминающее работу тракторного двигателя. Мы в ужасе обернулись и сквозь поднимающиеся клубы дыма заметили фигуру еще более мускулистого зверочеловека, чем те, которые валялись в трапезной. Дядя появился из узкого лаза за кучей дров, который мы вообще не заметили.

Дым, словно в кино, рассеялся, сделав очертания монстра более четкими. Дебиловатая физиономия мужичка выражала недоумение. Судя по внешности, это был предводитель, вождь или конунг остальных каннибалов. Мохнатую голову украшал рогатый череп, выполняющий функции шлема и короны одновременно. На шее красовалось ожерелье из клыков и когтей. Его одежда состояла из набедренной повязки и жилетки из шкур с неровно сшитыми рукавами. Волосатые ручищи сжимали зловещий деревянный молот, ударные поверхности которого были окованы металлом. Я проникся глубоким убеждением, что одного удара этим пугалом будет достаточно, чтобы стены покрылись каплями моего мозга.

Вождь довольно быстро разобрался в ситуации; думаю, у него не осталось сомнений в том, что причина странного состояния соплеменников кроется в нас. Он поднял свою колотушку и угрожающе зарычал, откровенно заявляя о своих намерениях относительно нас. Оставалось неясным, планировал ли он по собственной инициативе появиться в это время в этом месте или его оторвали от важных дел музыкальные упражнения Юдина, но он, похоже, всерьез возжелал разделаться с нами. Я подумал, что автор теории, которую поведал мне Саня, возможно, и прав. Внешность у людоедов может быть разной, но людоедское выражение хари ни с чем другим не спутаешь. Не раз встречал я в жизни людей подобного типа, и почти всегда начинались проблемы. Признаюсь, завидев экземпляр этого «хищного подвида», я каждый раз боролся с желанием, подобно нашим далеким предкам, сбежать от родственничка на край света.

Саня окаменел, и мне стало ясно, что от него не будет никакого проку.

– Спасай Таньку, я задержу! – гаркнул я, занося над головой свою дубинку.

Дважды повторять не пришлось. Он промычал что-то нечленораздельное и, не выпуская мясо из рук, понесся прочь от меня. Каннибал же, кражей мяса оскорбленный в своих лучших чувствах, напротив, устремился в мою сторону, причем его приближение не сулило мне ничего хорошего.

Я едва успел увернуться, прежде чем он превратил деревянную конструкцию, напоминающую стол, в груду щепок и обломков. Когда я представил себя на месте стола, меня наполнила необычайная легкость, и я с энтузиазмом, присущим разве что преследуемой леопардом антилопе, проскакал вдоль разъяренного молотобойца в другой конец логова. Он остался недоволен одиночеством и снова решил составить мне компанию. Ему было совершенно наплевать, что я отнюдь не в восторге от его общества.

Следующий удар пришелся точно в то место стены, напротив которого долю секунды назад находилась моя голова. Мощь, вложенная в это движение, была столь велика, что стены в буквальном смысле задрожали, а с потолка посыпался мусор. Зверочеловек, наверное, и сам не ожидал такого эффекта, ибо с восхищением погладил оружие и оскалился в хищной ухмылке.

Наступая, он оставил мне всего два пути: прыгать в костер или позволить загнать себя в угол. Я выбрал третий вариант: собрался с духом и подставил свою дубину, отводя его следующий удар.

Впечатление было такое, что меня лишили рук, но у меня не было времени рефлексировать по поводу подобных мелочей, поэтому я со всей возможной прытью попытался скрыться. Мой противник на долю секунды опередил меня и загородил выход. Пришлось снова уворачиваться, каждый миг рискуя остаться без головы.

Так мы и сражались, петляя между костров, почивающих каннибалов, снуя из одного конца помещения в другой. Я изо всех сил желал смыться от навязчивого геркулеса, но он всегда оказывался проворнее, и громыхание его проклятого молота продолжало преследовать меня по пятам, отставая всего на пядь. Очередная вибрация стен после его промаха сообщала мне о том, что я все еще жив. Страх мешал мне разработать толковый план спасения. Воображение живо рисовало лишь видение моего оседающего тела с черепом, превращенным в кровавое месиво. Это поддерживало у меня в организме высокий тонус, но не более того.